Когда абсолютный холод заносит магний,
Укрывается, сквозь обскуру смотрит, просит не шевелиться,
И все и вся действительно замирает, как камни,
И когда-нибудь магний никогда не загорится.
Пыль лежит на воздухе, как на дереве и стекле…
Пыль лежит на воздухе, как на дереве и стекле.
Заходящего солнца долгие коридоры
Так удачно лежат на этой кривой земле,
Что все происходящее похоже на строительные леса католического собора
Больше, чем сами строительные леса католического собора
Похожи на строительные леса католического собора.
И ни на что более, словом, весь этот мир
Такое место, где только печаль и мука,
Вроде как — певчий, певчий, зачем ты так поступил,
Ты вырос и заложил приходского священника, сука.
И теперь между оргáном и óрганом, óрганом и оргáном как бы диез,
Механическое солнце, нежное, как Манту.
Механическое солнце опускается в неподвижный лес,
Неподвижный лес уходит в неподвижную темноту,
Неподвижная темнота набирает вес
И становится первой по тяжести в этом году.
Рыба, имеющая два профиля и не имеющая анфаса…
Рыба, имеющая два профиля и не имеющая анфаса,
Находится под толстым льдом, толстым воздухом и толстой луной,
Затерянная, словно среди какого-нибудь Гондураса
Усталый голос радиостанции номерной,
А на самом деле — среди белизны, на краю которой
Единственная напечатанная строка —
Это очень далекая линия черной флоры,
Да и та довольно-таки редка.
Затерянная среди затерянного, в такой глубокой залупе,
Куда проникает один бутылочный свет
И все вокруг принадлежит финно-угорской группе,
Откуда нет выхода, но, к счастью, и входа нет.
Девочка, девочка, город на колесах…
Девочка, девочка, город на колесах
Движется к твоему гробу сквозь снежный дым,
Сквозь шерстяного снега кресты и розы,
Ну и другие красоты, тыгдым-тыгдым,
Не перемещением сближаемы, а словами,
Но, поскольку движение — и слово, и существо,
Как и ты сама, то пропасти между вами
Тем шире, чем более от расстояния ничего,
Тем их вообще не становится, чем ты ближе к центру,
Спасибо ему за это, как никому.
Твоя мама выбрасывает сигарету в окошко «Хендай Акценту»
Своему,
Затем резко перестраивается в соседний ряд,
Так что приходится добавить радио, чтобы не было так слышно,
Как сигналят и что говорят,
Затем смотрит на тебя, как на некое чудо,
Ты навсегда запоминаешь, что вы сидели в пробке, как на мели,
Сухая вода падает ниоткуда
И растет из земли.
Главный редактор сомалийского журнала «Африка литературы»…
Главный редактор сомалийского журнала «Африка литературы»
Легко отличает силуэт торгового корабля от замаскированной под него военной бандуры,
Такова особенность его внелитературной халтуры.
Он не одевается пиратом, но является им на святки и к хеллоуину,
А также остальные сутки в году, когда не сутулит спину,
Правя тексты какому-нибудь местному поэту и гражданину,
У себя дома, на табурете, не вставая с дивана,
В окне видны очертанья портового крана,
В смежной комнате ооооо, кто проживает на дне океана.
При этом из головы не идет, как блестящие волны перекрещиваются перед глазами,
Как лодка идет посредством мотора, но как бы под парусами
К иноземным флагам, которые издали кажутся сушащимися трусами.
Он думает, что где-нибудь Федор Михайлович (РУДН) со своим перископом
Непременно должен присутствовать каким-нибудь боком,
Перемещаться в радиомолчании волооком
С этаким лицом старого белого клоуна, но без грима,
Прощать все и вся, проплывая мимо,
Кроме Фландерса, т. е. Иван Сергеича, и это — необъяснимо.
Ему кажется, что все и всегда шевелится и передвигается, даже его квартира,
Поскрипывает скорлупой на волнах Зефира
На разбитых трюмо воды, как на обломках мира.