Дюжий бармен загнал в стереосистему кассету «Наутилуса», и Бутусов зловеще объявил обреченному на компанию певца богу: «...я хочу быть с тобой, и я буду с тобой».
– Не возвращайся к старлею, – сказал Тупотилов. – Давай, я буду твоим крысиком.
– Тебе Пирожок уши оборвет. – Светка поцеловала Ваню в лоб. – Лучше забывать Петю с каким-нибудь чучелом, чтобы этот бабник увидел, на кого я его поменяла, и ужаснулся. Но, если хочешь...
Тупотилов просиял и азартно метнул на стойку доллары.
– Шампанского!
Невозмутимый бармен ленивым, но точным движением принял деньги. Шампанское решили разбавить коньяком, извлеченным из сумки Сякова.
– Выпей отсюда, – попросила Тупотилова Светка и капнула приготовленную Жвачиным смесь в ямочку своей ключицы.
Ваня выпил.
– Чего-то не хватает, – сказал Сяков, смакуя напиток, пригубленный без причуд.
– Вишни? – предположила Светка.
– Сигареты? – предположил Жвачин.
– Исполатева, – сообразил Сяков.
– А вот этого нам не надо! – Ваня смотрел поверх Светкиного плеча.
Все обернулись. В дверях валютного бара, с кирпичным от крепкого чувства лицом, стоял старлей.
– Ты что здесь делаешь? – Нервической походкой мздоимец подошел к стойке.
– Отгадай с трех раз, – предложила невозмутимая Светка. – Я нюхаю розы в Версальском парке, лежу на городском пляже в Сан-Паулу или пью с мальчиками шампанское и жду не дождусь, когда ты купишь себе барабан и возглавишь колонну идущих на хуй?
Бармен деликатно отвернулся к стереосистеме и принялся увлеченно настраивать частоты на эквалайзере. Сяков прыснул в фужер.
– Вон! – Старлей раздул ноздри.
– Сходи помочи головку, – посоветовал оперуполномоченному Тупотилов.
– Что?! – не доверился ушам старлей. – На нуль помножу! Всех в КПЗ заквашу, фарца хренова!
– Не метите пургу, – сказал член совета директоров корпорации «Речь», незнакомый с семейной драмой старлея. – Мы сейчас допьем коктейль и улетим в Хельсинки.
– И я с вами! – Светка полоснула ладонью по нежному горлу. – Мне этот жандарм – вот где!
Финны на время забыли о бутербродах с семгой.
Старлей был на полпути к истерике. Он исподлобья смотрел на Светку и часто смаргивал, прогоняя незваную слезу. Под скулами его вздувались и опадали плотные гули.
– Я что, хуже этих?! – Огненный перун поразил Тупотилова. – Я тоже человек! Мне скоро капитана дадут!..
– Ты ему кто? – спросил Сяков Светку.
– Жена.
– Тяжелой кувалдой лупит человека Бог, – изрек основатель межконфессиональной «Библейской комиссии».
Андрей Жвачин, не любивший скандалов с участием милиции, допил коктейль и предложил отправиться на Миллионную, чтобы там спокойно и основательно выпотрошить сумку Сякова, коньяку в которой оказалось много. Тупотилов поддержал Жвачина пустым бокалом.
– А в Хельсинки полетим завтра? – спросила Светка.
– Завтра, – сказал Сяков и махнул старлею. – Мы пошли сдавать билеты.
Поддернув брючины, опер с тяжелым стуком упал перед Светкой на колени:
– Не уходи! Ради тебя... приказ нарушу!
Бармен оторвался от эквалайзера. Финны стряхивали пепел мимо пепельницы.
– Шиш! – безжалостно рубанула Светка. – Ты меня две недели под замком держал. Прочь с пути моего падения!
– Двух баб я в жизни любил, – внезапно лопнул старлей, – Россию и тебя! И обе – бляди!
Из глаз его, как-то уж вовсе по-гаерски, двумя светлыми фонтанчиками брызнули слезы. Оперуполномоченный вскочил, с глухим рыком схватил высокий табурет за металлическую ногу, поднял над головой и, беззвучно артикулируя губами, прицелился тяжелым основанием в Светкин лоб. Тупотилов, не раздумывая, поразил Карандышева ногой в грудь. От резкого движения футляр «Никона» перекинулся Ване на спину. Старлей с вознесенным над головой табуретом влетел в пустую плюшевую кабинку и что-то там с коротким треском сокрушил.
Жвачин принял на плечо свою тяжелую сумку. Тупотилов взял Светку за руку и потащил к выходу. Около покалеченной кабинки Светка задержалась.
– Дело – не штаны с лампасами, шьется быстро, – сказала она шевелящемуся под перекошенным столом мужу. – Если Ване шить надумаешь – век меня не увидишь!
Финны, смакуя нежную семгу, качали головами.
Густой февральский вечер терзала хлесткая метель. Матовые фонари в сиреневых ореолах обессилели, их словно заключили в фарфор – светясь, света они не давали. Приятели оглянулись на аккуратное приземистое здание «Пулковской», и в этот миг реальность расщепилась – выпустила из набухшей почки сразу два побега.
В одном ростке мир оставался прежним. У кафе «Меридиан» взяли такси и помчались сквозь пургу по расцвеченному неоном Московскому проспекту. Жвачин с переднего сиденья рассказывал армейскую историю о том, как однажды во время дежурства за пультом радара он выпил с напарником два флакона одеколона «Бэмби», но тут какой-то стервец объявил учебную тревогу, и им полтора часа пришлось сидеть в противогазах. На заднем сиденье Сяков прикладывался к бутылке коньяка, а Тупотилов со Светкой деловито целовались.