- Как звать? - обратился ко мне человек со сварочным аппаратом.
- Зачем вам? - я не мог понять, что происходит.
- Ладно... - протянул он. - Ремонт у тебя сегодня будет.
- Ремонт?
- "Квартирный вопрос" смотрел? - вставил третий.
- "Квартирный вопрос"?!
- Ну передачу такую. По телевизору. Дизайнеры там всякие ловким движением рук...
- Витек, да чего ты с ним разговариваешь? - буркнул человек со сварочным аппаратом и поставил его у окна. - Давай, открывай окно. Раньше сядем, раньше выйдем.
- Господи, как она не упала еще... - старший потирал голову, оглядывая решетку. - Кто ж это догадался ее просто приложить к выступу?
- Ну я, - ответил Витек. - А чё было делать-то? Аппарат уперли, а решетку некуда девать. Да и нормально она тут встала. Тут такая щель, как специально! Видишь - стоит, не падает. И нормально.
- Витек, я тебе дам нормально! Это же "изолятор"! - закричал на него старший. - Он для буйных! Понимаешь?! Для буйных! А если б кто из них догадался посмотреть, как ты тут эту решетку присобачил?! Или просто сиганул в окно со всей дури?! А если бы она кому-нибудь на голову упала?! Кому отвечать?! Мне?! Что я такого дурака в бригаду взял?!
- Да ладно... Ну чё ты?.. Не кипятись. Ничего же не случилось. Чего теперь воздух трясти... - бормотал Витек.
- А срок не хочешь?! Годка три - "по халатности" и "преступной неосторожности"? Слабо?! - не унимался старший.
Вот слов-то набрался умных... - недовольно ворчал Витек. "Халатности", "неосторожности". Я на зону уже дважды ходил - ничего. Нормальное место. Судьба значит такая. От судьбы не уйдешь...
Я был в шоке. Моя клетка все время была открыта. Я мог убежать... В любую минуту! Связать простыни, закрепить на батарее и сбежать. Я сам себя здесь держал!
"Вот видишь, ты просто все усложняешь. Где не нужно", - прозвучал в моей голове голос Анхеля.
- Сволочь, сволочь! - заорал я в открытое окно коричневому, разгуливающему по двору. - Почему ты мне не сказал?! Почему?!
Я был в отчаянии. Он же не мог не видеть, что решетка не зафиксирована! Он у нее столько времени околачивался! И ничего мне не сказал! А я его спрашивал! Я ведь у него спрашивал... Сволочь!
- Эка, глянь, - Толян показывал на меня пальцем. - Вот парня колбасит не по-детски!
- Блин, это у них "тихий" называется! -- старший выругался.
- Почему ты мне не сказал?! - кричал я. А коричневый только разводил руками и пятился.
Я обхватил голову. Кому верить? Кому верить?! Я ему поверил, и вот результат - он меня обманул.
- Что ты разводишь руками?! Что ты делаешь виноватое лицо?! Не знал он, видите ли, не знал! - я кричал, и мне было наплевать, что тут эти рабочие, что они меня слышат, что они думают, что я сумасшедший. - Ты не знал, и я не знал. Но ты там, а я сижу здесь...
И тут меня словно молнией ударило. Я не знал, и он не знал. Но он мог знать, а я не мог знать. Он знает только то, что знаю я. За все время он не сказал мне ничего, чего бы я не знал. Он - моя галлюцинация!
- Сволочь, сволочь! - меня трясло.
- Позвать что ли медсестру? - спросил Витек.
Я оглянулся:
- Нет, не надо. Не зовите. Пожалуйста. Я сейчас успокоюсь. Я сейчас успокоюсь. Сейчас пройдет. Не надо медсестру...
*******
Полдня они устанавливали эту решетку. Долбили стену, вводили в отверстия металлические штыри. Потом приваривали саму решетку.
Я сидел смирно. В углу. Обхватив колени. Было холодно.
- Ох, что-то устал я... - сказал старший и отошел от окна, держась за левую половину груди. - Нехорошо мне.
- Что-то ты побледнел, Ильич... - заметил Витек.
- Шестьдесят в этом году. Совсем старый стал, - отозвался Ильич.
- Ну это ты брось, - Толян снял маску сварщика. - Может, лекарство какое-то нужно? Валидол там...
- Ничего. У меня нитроглицерин есть, - сказал тот, достал из кармана блистер и принял таблетку. - Еще повоюем...
- Повоюем, Ильич! - Витек продолжал орудовать большими стальными кусачками. - Повоюем.
- Вы знаете что, мужики, - Ильич улегся на мою постель. - Вы живите правильно. Так лучше.
- А что значит "правильно"? - ухмыльнулся Толян.
- Тебе, Толька, пить надо бросить. Совсем ведь сопьешься. А тебе, Витька - жену завести. Без жены плохо. И дети нужны. А так, что? Ничего ведь тебя не держит. И работать надо на совесть. Чтобы не стыдно было. И в церковь ходить надо.
- Ну вот опять, развел свою философию... - протянул Витек.
- Это не философия, Вить, - Ильич закашлялся. - Это жизнь.
- А нафига оно все нужно, если пить нельзя и баба тебя пилит? Вкалывать от заката до рассвета да голодранцев плодить? Нафига?..
- Чтобы след в жизни оставить. Чтобы осталось после тебя что-то. След... - ответил Ильич.
- А что осталось-то? Вот останется тут решетка, и чё? Или сынок какой-нибудь, засранец. Ты его вырастишь, выкормишь, а он тебя на три буквы пошлет, - Витек шмыгнул носом. - "След..." - тоже скажешь! Ты что, думаешь, мой Викторович придет посмотреть на эту решетку: мол, где тут мой батя приложился? Эх... В дурдоме решетки на окна ставить... Вот жизнь.
Ильич стал как-то странно дышать. Словно через силу.
- Да, предъявить-то особо нечего... - согласился Толян. - И что твоя жизнь, Ильич? Вот ты троих настругал. Не пьешь уже. Бригадир. В церковь ходишь. И что с того? Кому оно
все надо.
Ильич шелестел блистером. Он принял еще две таблетки.
- Надо, - отрубил он осипшим голосом. - Кто ж Божий промысел знает? Как есть, так и должно быть. У Бога отчета не спрашивают.
- Ей, Ильич, - Толян обеспокоился. - Что-то ты совсем... Эй! Ты слышишь меня, нет?
Ильич не отвечал. Мужики подбежали к кровати:
- Ильич, ты чё? Ильич! Врача надо звать! Началась суматоха. Прибежали медсестры.
Послали за терапевтом. Вызвали сантранспорт. Ильичу делали искусственное дыхание и непрямой массаж сердца.
В сознание он не приходил. Только синел все больше и больше. Терапевт появился минут через десять-пятнадцать и констатировал смерть.
Мужики причитали. Сестры охали. Санитары вынесли тело.
Когда Ильичу делали искусственное дыхание, из кармана его штанов вывалился больничный ключ. Он здесь один от всех дверей. Я спрятал его в кулаке. Вытянутая металлическая трубка с приплюснутыми краями. Словно патрон. Последний патрон...
Наследство Ильича.
*******
Я лежу на постели, на которой сегодня умер Ильич. Сначала я боялся на нее ложиться. Но на полу холодно.
Вот как - жил человек и умер. Вся жизнь. Конец. Пришел мне решетку вставить, чтобы я не убежал. А ключ оставил. В мире все так. Цель и результат - вещи разные.
Я еще никогда не видел, как умирают. Живьем не видел. Видел по телевизору, как смертные приговоры приводят в исполнение. Но так - нет. Интересно представить себя покойником.
Мне почему-то жалко Ильича. Странно, я ведь совсем его не знал. Почему мне его жалко? И почему меня только сейчас испугала эта постель. Может, в ней и до этого кто-то умер, но я не боялся. А теперь вдруг испугался.
Сколько еще таких людей, которых я совсем не знаю. Они живут и умирают. Каждую минуту, наверное. Может и чаще - каждую секунду. Раз - и кто-то умер. Почему я не печалюсь из-за этого постоянно?
Теперь у меня есть ключ. Ключ - это свобода. Я дождусь, пока все уснут. Петр проведет "строевые занятия", попьет чифир и вырубится. А я уйду. Просто уйду. Спокойно. Ничего не боясь.
Петр допьет чифир. Он еще завтра будет его пить. Завтра - последний раз. Потому что его задушат. Петр умрет. Петра не жалко. Умрет - и ладно. Он недобрый. Ильич был добрый, его жалко.
(Книга из электронной библиотеки неПУТЬёвого сайта http://ki-moscow.narod.ru)
Кто-то поступит в больницу и будет спать на кровати Петра. Кровати же не выкидывают, когда кто-нибудь на них умирает. И этот новенький не будет знать, что на его кровати Петр умер. И ему не будет страшно. Интересно, а Петру сейчас не страшно?
Сегодня он будет спать на кровати, на которой завтра умрет. Страшно спать на кровати, на которой ты умрешь? Наверное, страшно. А ходить по улице, где ты можешь умереть? Почему люди не боятся? Мы можем умереть где угодно.