Пришли, встали сзади и начали кашлять и балаганить. Идет молитва. Всем, кто в храме, очень неприятно то, что происходит, но делать замечание брату – значит выставить себя святошей, что тоже не очень-то говорит в твою пользу. А академисту 4-го курса и вовсе замечание делать невозможно. Субординация не позволяет.
Ладно, потерпели. Чтец закончил читать молитвы, и все опустились на колени и запели. А академисты не унимаются, начинают гнать молитву, поют в темпе. Спешат закончить, чтобы вернуться к столу. Один раз всех сбили, второй раз храм замолк, когда песнопение превратилось в скороговорку…
Молитва закончилась. У всех жуткий осадок. Как назло, не было в храме и помощника Инспектора, чтобы навел порядок. Кураж удался!
Вышел и что-то тихо пробубнил очередной проповедник. Академисты сзади кашляли с начала его проповеди. Проповедник скомканно закончил и сказал:
– Аминь.
Все хором, особенно, перекрикивая всех, академисты:
– Спаси Господи!
И уже готовы хлынуть из храма, как вдруг… раздается чей-то голос.
Это ваш покорный слуга, автор этих строк, в конце проповеди поднялся на амвон и, как только проповедник ушел, обратился к собравшимся:
– Братья и сестры! Я отниму у вас лишь те несколько минут, что вы сейчас отняли у Бога.
Э-э! Народ притормозил и повернулся. Все всматривались в темноту. Такое «окончание» молитвы не предусматривалось. Это становилось интересным.
Я продолжал:
– Все мы знаем слова Священного Писания: «Проклят всякий, делающий дело Божие с небрежением». И вот сейчас некоторые высказали крайнюю степень небрежности и хамства по отношению к Богу…
– Э-э, чё такое, кто это там! – возмутились академисты. – Эй, включите свет!
Они хотели увидеть наглеца воочию, но никто свет не включил.
– …Мы станем священнослужителями, пойдем к людям и будем учить их благоговению. А сами имеем его? Сегодня молитву – этот разговор с Богом – мы превратили в развлечение, в балаган. Давайте, когда сейчас пойдем по своим комнатам, в сердцах своих будем просить у Бога прощения за сегодняшнюю молитву. Аминь.
– Спаси Господи! – выдохнул темный храм, в котором светились лишь несколько лампад и глаза полутора сотен ребят.
Я сошел с амвона вниз и встал среди семинаристов.
Народ начал выходить из храма. Собирались маленькие группы и обсуждали происшедшее. Академисты вмиг протрезвели и уже не спешили к столу. Они дышали яростью и желанием наказать наглеца. Но сначала его нужно было разыскать.
Все, кто знал, кто именно говорил обличительную проповедь, прикинулись, будто не знают. Но академисты развили бурную деятельность, и уже не помню как, но минут через 15 они меня «вычислили».
Я поднялся в общежитие, прошел в нашу комнату. Там уже, развалясь на стульях, по-хозяйски расположились несколько обиженных четверокурсников.
Надо пояснить, что в то время состав студентов Академии был другим, нежели сейчас. Это были здоровенные и не всегда особо умные хлопцы с Украины и из Молдавии. Если они к 1993 году, в котором происходили описанные события, проучились уже 8 лет, то поступили они в Семинарию в 84-м – 85-м, то есть в советские годы. Это начиная с 89-го – начала 90-х в Семинарию и Академию пошли ребята с высшим образованием, да и в Молдавии и на Украине открыли много своих духовных учебных заведений. А в советское время людей с высшим образованием в Семинарию не принимали (требование КГБ). Это были поповские сынки, и высшее духовное образование открывало им возможность получить хороший приход, сделать церковную карьеру. По правде говоря, они были очень даже неплохие ребята, но я бы не сказал, что простые и предсказуемые.
– Ты вообще кто такой, чтобы вякать?.. – спросил один по фамилии Кипибеда. – Как ты посмел на академистов катить?
– Я сказал то, что думаю. Вы безобразно себя вели…
– Не, ну куда катимся! Да раньше семинарист рта на Академию раскрыть не мог. А что сейчас? Кто вас понабрал?.. Знаешь, что мы с тобой сделаем?
Академисты стали совещаться, как меня наказать. Вопрос стоял почти гамлетовский: бить или не бить.
За меня стояли семинаристы и академисты помладше. Но четвертый курс был возмущен весь!
Один академист начал объяснять:
– Тут принцип важен, порядок: младшие не должны рта раскрывать на старших. Пусть мы неправы, так помолись про себя и по нашим делам не поступай, а поступай правильно. А ты туда же – расшатывать устои. Помнишь, как Горбачев сказал: не раскачивай лодку, в которой сидишь. Вот ты будешь в Академии, а тебе семинарист нахамит. Это нормально? Нет, брат, так оставлять это нельзя…