терминами, как нельзя более подходила для задач, поставленных
братьями в их творчестве. Мопассан не мог одобрять этот стиль, как и всю
гонкуровскую эстетику. Но и Гонкур не просто дал волю своему раздра
жению. Он, в свою очередь, не мог принять простоты и ясности, которых
сознательно добивался Мопассан. В «Дневнике» сквозь живые отноше
ния между людьми просматривается самый ход литературного процесса.
Когда Гонкуры работали над романами, их всегда тяготили те черты
этого жанра, без которых он, однако, не может существовать: сюжет,
композиция, авторский вымысел. Им казалось, что все это противоречит
правде жизни, а следовательно — и правде искусства, как они ее пони¬
мали. Они стремились вырваться из всех этих «условностей» и вырва
лись — в «Дневнике». Здесь ограниченность гонкуровского реализма дает
себя знать меньше всего именно потому, что «Дневник», в котором как
бы развиваются принципы, разработанные Гонкурами для романа, на
самом деле не роман, и требования, предъявляемые к реалистическому
31
роману, к нему неприложимы. Автор дневника связан действительными
фактами, в его задачу не входит отбор, типизация, творческая пере
плавка материала. Типичность может возникать, конечно, и в этом слу
чае, но лишь стихийно, лишь в той мере, в какой типичны явления,
попавшие в поле зрения автора. Документальность, сковывающая в ро
мане воображение художника, здесь вполне уместна; отсутствие кон
струкции, которая в реалистическом романе дает возможность вскрывать
внутренние связи действительности, оправданно, поскольку самый жанр
дневника подразумевает передачу «естественного» течения жизни. Вме
сте с тем яркое писательское дарование Гонкуров позволило им сде
лать «Дневник» не только памятником литературной жизни их дней, но
и заметным явлением самой литературы.
Нет ни возможности, ни необходимости воспроизводить весь текст
«Дневника» в русском переводе, предназначенном для широкого круга
советских читателей, ибо, не говоря уже о гигантском его объеме, мно
гое в нем утратило интерес, да и в тот самый момент, когда писалось,
было лишено значительности. Нередко записи не вносят ничего сущест
венно нового по сравнению с сообщенным ранее, многие из них одно
типны.
В предлагаемом читателю двухтомном издании сделана попытка
выделить наиболее содержательные, ценные в историческом, идейном
и художественном отношении записи, отобрать самые характерные их
образцы. В сокращенном тексте художественные достоинства «Днев
ника», его значение панорамы литературной жизни Франции второй
половины XIX века выступают с еще большей отчетливостью.
Советский читатель отнюдь не обязан принимать ложные выводы,
следующие из эстетической системы Гонкуров, соглашаться с тем, что
документальная запись — это высший из всех мыслимых видов литера
туры. Но он оценит по достоинству интереснейший исторический и исто
рико-литературный материал «Дневника», его высокие художественные
качества. Россыпь мыслей и наблюдений, живые картины быта и нравов
эпохи, общественных событий, мастерски написанные, хотя нередко
спорные и односторонние портреты писателей — гигантов литературы,
любимых миллионами людей, виртуозное умение авторов пользоваться
словом для воспроизведения «видимого мира» — этого достаточно, чтобы
обеспечить «Дневнику» долгую литературную жизнь.
В. Шор
ДНЕВНИК
1851 — 1870
ПРЕДИСЛОВИЕ ЭДМОНА ДЕ ГОНКУРА
к французскому изданию 1887 года
Этот дневник — наша ежевечерняя исповедь, исповедь двух
жизней, неразлучных в радости, в труде и в страдании; испо
ведь двух душ-близнецов, двух умов, воспринимающих людей и
вещи настолько сходно, идентично, однородно, что такая испо
ведь может рассматриваться как излияния единой личности,
единого Я.
В этой автобиографии изо дня в день появляются образы
людей, которых мы по прихоти судьбы встречали на своем жиз
ненном пути. Мы портретировали их, этих мужчин, этих жен
щин, запечатлевали в какие-то дни и часы их жизни, возвраща