Обед у Шарпантье. Альфонс Доде, этот очаровательный рас
сказчик, с таким мастерством изображает в лицах разные коми
ческие истории, что я забыл о времени; когда же я наконец под
нялся и спросил, пробило ли одиннадцать, то услыхал, что уже
час ночи.
Четверг, 30 июня.
Истинные знатоки искусства — это люди, которые заставили
вас принять как прекрасное то, что всеми прежде считалось не
красивым, заново открыв или воскресив красоту какого-либо яв
ления или предмета. Только они истинные знатоки искусства,
остальные — всего лишь слуги или слепые последователи гос
подствующих вкусов и моды. <...>
290
Воскресенье, 10 июля.
Сегодня кто-то мне сказал, что прочел извещение о кончине
Сен-Виктора. В последнее время наши отношения были испор
чены, и у меня имелись основания не слишком его уважать... Но
долгие годы он был моим литературным собратом, его ум и об
разование пленяли меня. Я мысленно уношусь от текущих дел
в прошлое, в наше общее прошлое, и так ясно представляются
мне и мой друг и его дочь — я снова вижу ее младенцем, в день
ее появления на свет, — голый детеныш на руках у матери, осве
щенный пламенем камина.
Вторник, 20 июля.
< . . . > Как прекрасны павлины, когда они клюют струйки
воды, вытекающие из шланга для поливки. < . . . >
Пятница, 12 августа.
Каждый день, присаживаясь к письменному столу, я вну
шаю себе: «А ну-ка, вытяни из своего мозга еще одну главу!» —
но при этом самочувствие мое всегда бывает отвратительным —
словно у человека, которого каждый день заставляли бы по
немногу отдавать свою кровь для переливания.
Воскресенье,14 августа.
Я не ем, не сплю, только без конца работаю и курю — образ
жизни, благоприятствующий литературному творчеству, но от
нюдь не здоровью. < . . . >
Среда, 17 августа.
< . . . > Трогательная деталь из жизни Парижа. На одной
улице, где живут бедняки, собирают деньги, чтобы дать возмож
ность старику-соседу, которого все здесь знают и любят, обра
титься за консультацией к Шарко; и когда собрано сто франков,
один из обитателей этой улицы, одетый поприличнее других, от
правляется вручить их знаменитому врачу.
В сущности, и Расин и Корнель всего лишь переложили в
стихи произведения других народов — греков, римлян, испан
цев. Сами же они ничего не нашли, не выдумали, не создали.
Кажется, мне первому принадлежит это открытие.
19*
291
Воскресенье, 21 августа.
Иногда, бросая перо, — а сейчас я бросаю его, кончив главу,
в которой старался передать свою полную сломленность после
смерти брата *, — я невольно говорю вслух: « Не бойся, мой
родной, я еще держусь... А нам вместе удалось подорвать
столько устарелых верований, — да еще во времена, когда для
этого требовалась смелость, — что не может не наступить в два
дцатом веке день, когда кто-нибудь скажет: «Ведь все это сде
лали они!»
Сегодня вечером состоятся выборы Собрания *, которое воз
главит похороны старой Франции, и я направлюсь на Бульвары
посмотреть, что там происходит. Толпа ротозеев, ничуть не оза
боченных исходом сражения; ловлю обрывки фраз: «О, я, я не
голосую»; или: «Говорят, он обошел его на две головы». Скопле
ние народа перед фасадом редакции «Голуа», на котором выве
шен список кандидатов, залитый ярким светом. Шумные воз
гласы «Да здравствует» у здания «Бьен Пюблик», где на бал
коне вывешен светящийся транспарант: Гамбетта избран.
Вторник, 30 августа.
Гамбетта — точно птица с подшибленным крылом; увы! утра
ченную популярность, как и утраченную девственность, не вос
становишь.
Четверг, 8 сентября.
Позавчера я купил гобелен квадратной формы с вытканными
на бледно-голубом фоне лангустами, очень красивый, но упрятал
его подальше и превозмогаю искушение полюбоваться на него,
чтобы не отвлечься от романа, от отрывка, над которым рабо
таю.
Пятница, 16 сентября.
Доде, бесспорно, очень талантлив, но его наблюдатель
ность — это поверхностная наблюдательность, пригодная лишь
для сочинителя комедий.
Понедельник, 10 октября.
Я ни разу не заканчивал романа, — вот он, подводный ка
мень, грозящий каждому, кто избрал ужасное ремесло писа-
теля-реалиста, — ни разу не заканчивал романа без такой мысли:
292
«Может быть, мне грозит суд, а может быть, дуэль...» Смею ска
зать, что презираю успех, какого добиваются иные писатели, —
успех, достигнутый разоблачением интимной жизни современ
ников; но все же персонажи моих книг — это живые люди, с ко
торыми мне приходилось близко соприкасаться, и как бы ис
кусно ни маскировал я их для читающей публики, подлинные
черты все же проступают.
Четверг, 13 октября.
Визит директора газеты «Вольтер»; он говорит о своем на
мерении расклеить по всему Парижу афиши, а в день выхода
первого фельетона — главы из романа — раздавать прохожим на
улицах хромолитографии с эпизодами из «Актрисы Фостен», из
данные в ста тысячах экземпляров. Он сожалеет, что у нас поли
ция запрещает нанимать людей для хождения с афишами, —
в Лондоне это является могучим средством рекламы... У него,
по-видимому, что-то есть на уме, но он об этом помалкивает,
и только выйдя на лестницу, вдруг останавливается, присло
няется к перилам и говорит: «Так и быть, открою вам, что я при
думал... На Бульваре есть столбы... Надо постараться прикре
пить к ним объявления с таким текстом: «1 ноября в «Воль
тере» читайте «Актрису Фостен», — полиция, разумеется,
вмешается, заставит снять объявления, однако они успеют про
висеть целый день...» Я слушал его, несколько смущаясь, но,
должен признаться, не слишком раздосадованный тем, что в
ближайшее время мне предстоит быть вульгарно разреклами
рованным, наподобие Сары Бернар. < . . . >
Пятница, 28 октября.
< . . . > Известно ли кому-нибудь, какие обстоятельства легли
в основу первой сцены «Актрисы Фостен»? * Лет тридцать тому
назад мы с братом проводили лето в Сент-Адресс. Здесь мы
свели знакомство с неким Тюрк а, биржевиком, который жил
там с актрисой Брассин из Пале-Рояля, а та, в свою очередь,
привезла с собой мадемуазель Дюбюиссон, чахоточную актрису
из Театральных развлечений на ролях уличных подростков.
Здесь был и наш общий знакомый Асселин, завсегдатай «Шале»,
влюбленный по уши в эту актрису. С первых же дней знаком
ства у мадемуазель Дюбюиссон с моим братом возникло влече
ние друг к другу: целые дни, с утра до позднего вечера, они
проводили вместе. Оба были остроумны, и их шутливая пере
стрелка на первых порах забавляла нас, затем начала утомлять,
а под конец даже стала действовать на нервы.
293
Однажды вечером, великолепным теплым вечером, все мы,
после обода, отправились полежать на берегу моря. Женщины
были настроены молчаливо, Асселин лежал в ногах у Дюбюиссон,
в углублении среди камней. Потом мы двинулись обратно. Дю
бюиссон жила отдельно от Тюрка и приятельницы, она зани
мала комнату в отеле, на втором этаже, окнами на улицу. Про
водив ее, мы остановились и минуту спустя увидели голову
актрисы, склонившейся к нам из освещенного окна. Вдруг она,
словно бросая вызов присутствующим, поманила брата к себе.
Надо сказать, что перед домом была решетка; в мгновенье ока