Когда сатана запалит и стеснит внутренности твои жалением денег для ближнего, отвергни в мыслях и в сердце всякую надежду на них и скажи искренно: Ты, Господи, моя надежда.
Так же говори Господу и тогда, когда тебе по необходимости придется опустить где–либо доходы свои.
(Многим хочется держать втайне свою денежную сумму, и когда другие будут любопытствовать, смотреть ее.) [91]
Когда мы говорим о Боге славы, о воле Его и законе Его, тогда нам должно совершенно забыть о собственной славе и совершенно погрузиться в созерцание славы Божией, или премудрой и всеблагой воли Его; мы не должны тогда и думать о своих недостатках, которые диавол вводит в сознание наше и в чувство наше — для того чтобы уронить нас в собственных наших глазах и повергнуть нас в ложный стыд, уныние и отчаяние. — Надо помнить, что нет совершенства на земле ни в чем, равно как и в славе: от части все разумеваем и от части пророчествуем (1 Кор. 13, 9) (проповедуем). И кто стыдится и краснеет за свое несовершенство, тот стыдится призрака, представляющегося ему в его собственном воображении, и тот горд мнимыми своими совершенствами.
† Когда во время молитвы усомнишься в возможности исполнения какого–либо прошения своего, то вспомни, что со стороны Бога вся возможна суть (Ср.: Мк. 10, 27) — даровать тебе, кроме прямого зла, которое свойственно только диаволу, что самое слово или самое прошение твое о чем–либо есть уже верное ручательство со стороны твоей, что исполнение его возможно, ибо если я мог помыслить только о чем–либо, возможно ли оно для меня или невозможно, то это что–либо непременно возможно для Господа, для Которого одна мысль есть уже дело, если Он благоволит осуществить ее. Да и для тебя в слове уже существует это просимое благо — и только не существует в деле, но для этого, то есть для приведения прошения в исполнение, у Него Сын — Творец; на то Совершитель Дух Святой.
К возможности все осуществлять присоедини Его бесконечную благость, по которой Он есть Источник приснотекущий [92] как бытия, так и всех даров бытия: Он есть Бог дарований, Бог милости и щедрот [93]. Просите — и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам (Мф. 7, 7). К этому присоедини премудрость Божию, которая в даровании умеет избирать для нас самое лучшее, самое соответствующее нашему духовному и телесному состоянию благо. — С твоей стороны требуется твердая несомненная уверенность в возможности исполнения для Господа твоего прошения и еще то, чтобы прошение твое было непременно благое, о благом, а не о чем–либо худом. Даст, сказано, блага просящим у Него (Мф. 7, 11).
Видел и слышал я людей, которые с лукавством и злорадством рассказывают о некоторых темных пятнах в жизни и деятельности великих и даже святых людей и из–за этих темных мнимых или истинных пятен порицают всю жизнь человека, называя его лицемером и едва не богоотступником. Они представят вам и факты — только эти факты так же темны и сомнительны, как темна их подозрительная, лукавая душа, которая из чужого пятна, из чужого греха, чужой слабости хочет извлечь для себя мнимое оправдание для своих порочных дел. — Но не оправдают они себя, а больше навлекут осуждения на себя за то, что видят сучец во оце брата своего и осуждают его, бервна же (по–истине бревна) во оце своем не чуют (Ср.: Мф. 7, 3). Ты говоришь: в этом святом отце или в этом благочестивом человеке есть такие и такие грехи. Что же? — Он — человек. Но никто из людей не безгрешен. Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1 Ин. 1, 8). Но разве ты без греха? Если же нет, что же ты бросаешь в брата камень осуждения (Ср.: Ин. 8, 7)? — Если бы я стал разбирать твою жизнь по слову Божию, то я собственными твоими словами осудил бы тебя в бесчисленных и тяжких грехах: и в гордости, и в кичении, и в неверии, в любодеянии и в прелюбодеянии, и в кривотолковании Слова Божия и заповедей Божиих, и в холодности к своей вере — и мало ли в чем. — Я нашел бы, что, может быть, все тело твое темно, потому что сердечное око твое лукаво (Ср.: Мф. 6, 23). — Ох! Как мне это противно — диавольское злорадство о грехе ближнего, это адское усилие доказать его истинную или мнимую его слабость. И люди, так поступающие, еще смеют говорить, что они уважают и всеми силами стараются исполнять закон о любви к Богу и ближнему. Какая же тут любовь к ближнему, когда даже в великих и святых людях намеренно хотят видеть и отыскивать темные пятна, за один грех чернят всю его жизнь и не хотят покрыть греха ближнего, если он действительно есть? — Забыли они, что любовь вся покрывает (1 Кор. 13, 4, 7) (Толкование о Филарете). [94] Как много делают зла эти нравственные черви себе и другим! — Они подрывают во многих законное уважение к известной особе, затемняют для них свет ее, отвлекают от подражания ей и смущают души их помыслами осуждения, а себе вредят тем, что принимают от диавола яд осуждения ближнего. — Брат! Ты кто ecu судяй чуждему рабу? Своему Господеви стоит или падает. — Станет же, силен бо есть Бог поставити его (Рим. 14, 4).
94
Речь идет о свт. Филарете, митрополите Московском, крупнейшем деятеле Русской Православной Церкви первой половины XIX в. В начале 1860-х гг., в эпоху реформ, его деятельность вызывала у общественности неоднозначную оценку: уже в 1856 г., во время коронации Александра II, он провел архиерейское совещание по церковным вопросам, требующим немедленного исправления; в то же время стал одним из главных противников радикальных преобразований. В 1860 г. он писал, что в критике со стороны общественного мнения «являются мысли односторонние, порывистые, заносчивые. Рассуждающие о России в разных отношениях от крайности самовосхваления переходят к крайности всеосуждения. Вместо скромного обличения несовершенств и недостатков произносят оскорбительные порицания и грубые насмешки» (См.: Смолин И. К. История Русской Церкви. 1700-1917. Ч. I. М., 1996. С. 226, 452-453).