Как-то Орис написал, что здесь, на плато (и не только на нем!), каждый из нас ежедневно и даже ежечасно получает свои личные духовные и эволюционные Уроки, после чего сдает персональные Экзамены на духовную зрелость, внутреннюю Гармонию и пр. Мои экзамены после грота также не прекратились. Но сегодня, очевидно, настала очередь Тригордия. Как мне показалось, он был совершенно не готов к этому. Но, по просьбе Ориса, опишу все по порядку…
За завтраком решено было сварить остатки замоченного гороха (0,5 – 1 стакан), долили воды, соли, щепотку сухого лука, и, ждем час, два, три… Перед обедом все уже стали расходиться по палаткам, а Орис и я остались у костра слушать музыку и присматривать за кипящим котелком.
В течение часа Анааэлла подходила и пробовала на вкус этот горох. Но, к сожалению, он оказался на редкость твердым и не разваристым… Посмотрев на это дело, Орис решил самому вмешаться в процесс приготовления супа и, по извлеченному из подсознания старинному грузинскому рецепту «от Шота Руставели», пустил в ход весь подручный «материал»: и орешки арахиса, и изюм, и курагу, и сушеный инжир, растер в ладонях в пудру несколько сухих грибов, долил пару столовых ложек растительного масла, всыпал пару щепоток соли… Затем добавил к этой смеси еще пригоршню сушеного лука и стал тушить все это, непрерывно помешивая, на медленном огне.
Я следила за костром и с интересом наблюдала за всеми его уверенными движениями, словно бы он всю свою жизнь только тем и занимался, что готовил всякие такие диковинные блюда. Причем, надо же еще учесть, что сам-то Орис не ест ничего, кроме холодной воды! Когда над костром пошел сногсшибающий аромат, Орис долил доверху воды, добавил овсянки для густоты, и, наломав веник зверобоя с диким чесноком, снова стал этим веничком помешивать содержимое котелка… Честно признаюсь, что аромат у костра стоял просто великолепный! И как только Орис терпел?
Короче, лишь где-то к двум часам горох более менее размягчился. Время шло к обеду, который всегда был в 14ч. Из палатки вышел заспанный Тригордий и спросил, как его гороховый супчик поживает? Мы с Орисом не разрешили заглядывать в котелок, заверив его, что там все как надо, и что сам Орис довел это безнадежное дело до ума. «Ну, если Орис взялся за дело – тогда я полностью спокоен!» – удовлетворенно заявил Тригордий и принялся колоть дрова на вечер.
Когда к 14 часам все собрались у костра на обед и Велла начала разливать душистый суп, реакция у всех была не одинаковой: о себе я молчу, потому что если бы Орис сказал, то я не колеблясь съела бы даже ложку цианистого калия, было бы только чем запить; Анааэлла, не изменяя своей непреходящей обиде на Ориса, все смеялась, подтрунивая, что это компот, а не суп; Велла с Радаэной честно и откровенно хвалили, улыбаясь, даже съели по миске добавки… Орис же просто сидел со всеми за компанию.
Тригордий, отхлебнув со своей миски, от полной неожиданности (ведь он ожидал увидеть свою любимую гороховую кашу, а вместо нее получил чуть сладковатый суп с сухофруктами!) весь сразу сморщился, как-то брезгливо перекосился, его лицо и шея мгновенно зардели ярко-багровым цветом и он стал безумолку, все больше и больше распаляясь, сильно возмущаться: «Ну, что вы наделали, я вас спрашиваю? Вот, кто его теперь будет есть? Нет, вы мне скажите: разве это гороховый суп? Это вообще Бог знает что!.. У нас бы, в Швейцарии, за такое блюдо в 24 часа уволили бы с работы или забили бы ногами и тут же выслали со страны!.. Да за такой суп надо руки поотбивать тому, кто его варил…» В общем, как говорится, понеслось и чем дальше, тем больше…
Мы все, округленными до предела глазами, смотрели то на разбушевавшегося Тригордия, то на Ориса, невозмутимо сидящего на своем месте и как бы совершенно безучастно попивающего со стакана родниковую водичку. Никакие уговоры поесть с другого котелка отваренного риса не помогали, – возмущенный до предела Тригордий уже не мог ни успокоиться, ни замолчать, хотя бы из вежливости и уважения к Учителю. Орис тоже спокойно показывал ему на рис, сухарики: мол, поешь, Тригордий, ведь у тебя же есть все, чтобы не быть голодным: орехи, курага, инжир, изюм, галеты, каша, наконец, – на что слышались лишь еще более грубые причитания и обвинения в адрес Ориса.
Но когда недовольство и брань Тригордия перешли все допустимые пределы, наступил момент, когда Орис своим красноречивым жестом просто попросил его пройтись, хорошенько проветриться и тщательно обдумать свое хамское поведение… Не прошло и четверти часа после ухода Тригордия, как вернулся со своей прогулки Вооулл. Анааэлла, улыбаясь, предупреждала, что то же самое сейчас произойдет и с ним, т.к. он как-то говорил, что вообще не понимает такого смешанного вкуса – сладкого с соленым.