В прессе, без ссылок на Министерство, писалось, например, что Россия к 1914г. по уровню преступности занимала первое место в Европе. Между тем, это было далеко не так. К началу Первой мировой войны Россия уступала по этим показателям Англии примерно в 1,2 раза, Франции - в 1,9 раз и Германии - в 2,4 раза.[11]
История фальсификаций в России -- это ещё и история коррупции.
Какой продукт подделывали чаще всего, тот и упоминался в законах. Хлеб, мясо (1845 г.), коровье масло, жиры (1891 г.). Затем в хронологическом порядке шли пчелиный мёд, кофе, молоко, мука, пиво, сахарин, чай, суррогаты женского молока и прочие
Общества по защите прав потребителей до революции не было. Умер человек (или, случалось, целая семья) от отравления -- родственникам жаловаться некуда. Да и не настолько была совершенна экспертиза, чтобы точно определить источник интоксикации
По силам ли одному чиновнику было одолеть армию цеховиков-"маргаринщиков"? Тем более что фабрики, производящие маргарин (точнее, злую пародию на него), никто не считал. В итоге молочным лавкам, где торговали исключительно продуктами животного происхождения, строжайше запретили торговать маргарином, а производителям -- окрашивать его в цвета масла.
Но из продажи маргарин не исчез. Любое кефирное заведение могло называться маслобойней, а на деле производило жёлтую субстанцию, реализуемую под видом марочного "парижского", "петербургского" или "чухонского" масла. Прежде чем покупать масло, недоверчивые хозяйки сперва брали маленький кусочек и клали на теплую картофелину. Проверка напоминала дегустацию вина. Проглоченное коровье масло оставляло во рту приятное послевкусие, а маргарин -- мерзкий привкус.
Не повезло и оливковому (прованскому) маслу. В Россию его, конечно, завозили -- из Греции, Франции и Италии. Но продукт в чистом виде выставлять на прилавок было невыгодно. Цена на него "кусалась", да и покупали прованское масло для особых случаев, предпочитая дешёвое подсолнечное.
Сметливые продавцы знали рецепт приготовления фальсификата. Они брали постное, кунжутное, льняное и оливковое масла, смешивали их в определенной пропорции, чтобы отбить запах семечек, и -- вуаля! -- на выходе получали "кристально чистое" оливковое. Этой операцией, в которой количество частей было просчитано так же точно, как соотношение воды и спирта у Менделеева, умельцы добивались идеального, как сказали бы сегодня, соотношения "цена - качество".
Кофе и чаю во времена расцвета Российской империи тоже не повезло. Казалось бы, завзятого кофемана не надуешь, но вот поди ж ты -- даже несмотря на обилие магазинов "колониальных" товаров, натуральный кофий при всей его дороговизне купить было сложно. Множество имевшихся в продаже сортов молотого кофе и даже в бобах представляло собой наглую подделку.
В основном липовый кофе мастерили за рубежом, а в России находились агенты, которые распихивали его по магазинчикам. Но полиция выяснила, что, оказывается, и в обеих столицах есть глубоко законспирированные умельцы, специализирующиеся на кофе. Итоги полицейских облав ошеломили: целые артели бродяг в ужасающих антисанитарных условиях (например, в подвале хитровской ночлежки последнего разбора) лепили зерна "кофе" вручную из пшеничного, ячменного, бобового или кукурузного теста, поджаренного в патоке.
Когда доклад о всевозможных ухищрениях жуликов лег на стол начальства в департаменте полиции Москвы, было приказано проверить бакалейщиков: чем на самом деле торгуют эти "сукины дети"? Оказалось, донесение не обманывало: в молотом кофе на продажу содержится от 30 до 70 процентов примесей. Стопроцентно чистого продукта обнаружить не удалось…
Читаешь в дореволюционной прессе о бесчисленных случаях пищевых отравлений и ловишь себя на мысли: как вообще народ выживал-то, если законодательство не оберегало население от преступников-пищевиков?! Ведь даже если сидеть лишь на хлебе и консервах, риск серьезно подорвать собственный организм оставался огромным. Хотя бы потому, что не все бегали за хлебушком в образцовую булочную Филиппова, а покупали батоны и буханки в лавках по соседству. А ловчилы-пекари норовили закупить муку подешевле, то есть, испорченную. Хлеб из неё не бывает равномерно пористым, он тяжелее и темнее. Для маскировки к муке добавляли сернокислую медь, квасцы, известковую воду и прочую гадость вроде той же дорожной пыли, только светлой. А чтобы усилить поднятие теста, подмешивали соду и соляную кислоту, а то и фосфорнокислый натр. Порой в хлебе находили смертельно опасные соли мышьяка и ртути.