- Господин Валиханов, а как ваши протеже? Пишут Вам?
- О, да! Ваше Императорское Величество. Почти каждую неделю, кто-то из ребят письмо шлёт.
- По тем письмам, я достаточно хорошо знаю, что в Казанском университете происходит, и даже на его подготовительном отделении.
- В будущем году первый выпуск должен состояться.
В 1864 году, по моему поручению Игнатьев передал Валиханову "просьбу" Императора Всероссийского подобрать для подготовки в университете Казани первые сто человек. Глядь, а уже через год первый выпуск планируется. Понимаю, что мало, понимаю, что недостаточно, но пока коготки льву не укоротим бюджет большего не позволит.
На прощанье пожелал я моим гостям здоровья и Удачи! Очень им и первое, и особливо второе понадобятся!
Историческая справка
В середине ХIХ в. настойчивое стремление России нормализовать торговые взаимоотношения с Цинской империей в Центральной Азии увенчалось успехом и в 1851 г. был заключен Кульджинский договор, положивший начало официальным политическим и торговым связям России и Китая в этом регионе.
……"в западных провинциях Китая, предоставленных собственной участи, деспотизм и произвол маньчжурских чиновников, поборы и притеснения дошли до крайней степени. Глухой ропот и недовольство сдерживалось до 1862 года, когда, наконец, общее раздражение переполнило меру терпения угнетенных и разразилось открытым возмущением. В течение двух лет весь край к западу от провинции Ганьсу фактически перешел из под власти китайского правительства под власть инсургентов" 10.
Маньчжурские чиновники произвольно облагали местное население чрезмерно большими податями и, пользуясь бесконтрольностью, 80% собранного оставляли себе не случайно илийского цзяньцзюня Чана за его взяточничество уйгуры прозвали "Чан-длинный мешок". Кроме того, по сведениям, собранным Гейнсом и Гутковским, каждая семья уйгурских таранчей вынуждена была содержать одного маньчжурского солдата.
В 1862 году мусульманское население Кашгарии восстало против китайского владычества, а Магомет Якуб бек Бадаулет разместил здесь столицу своих владений.
Кашгарским Бадаулетом очень интересовались англичане, думая найти в нем серьезного противника России. Известно, с каким усердием британское правительство вело переговоры с Якуб-Беком и собирало о нем сведения. Этих сведений накопилось так много, что на основании их плодовитый компилятор Boulger напечатал довольно объемистую книгу, в 335 страниц, под заглавием The life of Jakoob beg; athalik ghazi, and badaulet; ameer of Kashgar (London, 1878).
Преследуя цель утвердить за собою власть в Кашгаре, Аталык обратился с письмом к английской королеве, прося у нее совета и указания, как управлять народом. Королева посоветовала ему обратиться за такими указаниями к турецкому султану. Тогда Бадаулет Якуб вошел в сношения с султаном, объявил его своим главою и просил разрешения помещать его имя на монетах. Султан посылал Якубу оружие и людей, знавших военное искусство. В числе таковых был Заман-Бек, сделавшийся впоследствии переводчиком канцелярии туркестанского генерал-губернатора.
Начальником артиллерии у Якуб-хана был пенджабский уроженец Нубби-Букш. Переплетчик по ремеслу, он в 40-х годах был завербован в британо-индийские войска, с которыми принимал участие в кампании 1848 - 1849 гг. Послужив некоторое время под начальством британских офицеров, он оставил Индию и отправился искать счастья в Среднюю Азию. Прибыв в Ярканд, он был задержан китайцами, тогдашними обладателями восточного Туркестана, но, после 3-х месячного заключения, успел бежать в Кокан. Здесь он сошелся с Якуб-беком, за которым и последовал, в 1865 г., в Кашгар.
Войска, находившиеся под его начальством, состояли из одного, относительно недурно обученного полка, нескольких полевых орудий, которые, на маневрах, ставились в интервалах между ротами; его же отряду принадлежали еще два полка, из которых один был обучен по турецкой системе. Пехота, по словам г-на Чэнмена, подразделялась, в свою очередь, на две части - на джигитов и сарбазов.
Якуб-Бек представляется нам личностью довольно заурядною. Никакого образования он не получил, даже не был грамотен; ни военных, ни административных способностей он не обнаружил; а хитрость, в которой никто не отказывает Якуб-Беку, присуща в большей или меньшей степени всем азиатам, и ни в каком случае не может заменить того особенного ума, который принято называть государственным. Но, быть может, спросят: было же что-нибудь особенное в этом человеке с предосудительным прошлым -- предосудительным потому, что и в Средней Азии профессия бачи сопровождается клеймом позора, -- когда он достиг положения государя довольно обширной страны?