Линетт отпустила Геракла. Мы делали кормушки для птиц, шоколадные леденцы, подставки для свечей, сладкие фигурки. Хотела бы я посмотреть на физиономию Линетт, когда Геракл вернулся с такими поделками.
Оставшееся время пролетело в подготовке к поездке. Я начинаю нервничать. Не знаю, как я буду вести нашу семью по чужой стране в течение двух недель. Мы не знаем хорватского. Что, если гид не встретит нас? Что, если наш водитель беспробудный пьяница? А если опять вспыхнет война? А вдруг мы с Терезой не сможем втащить на холм инвалидное кресло?
Нам понадобятся непромокаемые плащи на случай дождя во время подъема на Подбрдо (холм Видений) и горные ботинки, чтобы карабкаться по каменистым участкам. Подъем на холм занимает десять — пятнадцать минут, но с креслом, я думаю, это будет гораздо дольше. Еще надо не забыть фонарики — на некоторых улицах Междугорья нет освещения.
На сегодня все.
В.
12 июля
На этот раз Роджер перешел все границы.
Днем, без пяти три, мне позвонила секретарша из лагеря.
— Миссис Тисдейл, это Роберта Бернс, — начала она.
— С Питом все в порядке?
— Да, с ним все хорошо, но у нас тут инцидент.
— Какой? — В голове замелькали предположения: Пит обделался? Стукнул кого-нибудь палкой?
— Сейчас здесь стоит ваш муж. Говорит, что приехал забрать Питера.
Боже милостивый.
— Роберта, пожалуйста, не позволяйте ему никуда забирать Пита. Он не имеет права забирать моего сына.
— Он заявляет, что имеет полное право. У лагеря нет возможностей остановить его.
Сказала, что перезвоню им с сотового.
— Пусть Пит остается в комнате. — Я уже подбегала к джипу. — Через четыре минуты подъеду.
— Не знаю, смогу ли я это сделать, — прошептала Роберта. — Мистер Тисдейл настаивает, что у него есть полное право забрать Питера домой.
— Ему не присудили опеку. Опеку доверили только мне.
— Не поняла. Вы в разводе?
— Да, мы в разводе.
— Но в наших записях значится, что вы женаты. Вот, смотрите: «Воспитанник лагеря проживает с обоими родителями в…»
— Забудьте об этом, — перебила я. — Я не заменила Питовы данные. Я сама виновата, слишком закрутилась.
— Понимаю.
Это слово лучше всяких восклицаний говорило о моей небрежности и некомпетентности. Хотя как можно было обвинить меня в пропуске очередной анкеты? Я просто тонула в потоке извещений. Каждый день в рюкзачке Пита лежали какие-то листовки. Извещение о Дне семейных походов. О Дне международного фестиваля. О Дне научных исследований. О Дне благодарности воспитанникам. Листок-разрешение на походы и полевые прогулки. Листок-разрешение на выставку работ ребенка. Листок-разрешение на занятия с использованием Интернета. Листок-разрешение на фотографирование ребенка для лагерного сайта. Объявление о благотворительном сборе консервов. О сборе вентиляторов для бедных. Марафон со скакалками как сбор средств в пользу больных рассеянным склерозом. Кампания по сбору средств в пользу благотворительной организации «Юнайтед Уэй». Просьбы сдать деньги на новую игровую площадку, новый огород, новый ковер в кафетерии…
Им не было конца!
Надо поговорить с директором.
— Позовите, пожалуйста, мистера Энрайта.
— Он говорит по другому аппарату.
— О, Роберта, пожалуйста! Опасность прямо за дверью. Это экстремальная ситуация, прервите разговор по другому аппарату.
— Да, конечно.
— Это мистер Энрайт. — Голос у директора лагеря был почти чревовещательский, как у премьер-министра Аль Гора. — Чем могу помочь?
Он вел себя так, словно знать не знал о том, что происходит в двух шагах от его кабинета.
— Послушайте. Сейчас у стола Роберты стоит мой муж. Он покушается забрать моего сына. Мистер Энрайт, вы не можете позволить ему сделать это. Мой муж неуравновешенный человек. У него нет права на опеку.