Редко обращаюсь к дневнику — нет достойных событий. Настолько обжились в блокаде, что иначе себе и не представляем. «До конца бы войны прожить так», как острят в Ленинграде… И действительно — вчера был в театре, слушал «Онегина». «Комедия» была переполнена, много военных, публика очень оживлена, светло, но… холодно и все в пальто. Пели Нечаев, Легков, Елизарова — пели неплохо.
А днем проезжавший грузовик обронил у трамвайной остановки десятка два картошек. Стоило посмотреть, как бросился народ их подбирать! Голодно еще в Ленинграде!
Последние два дня принесли радостные вести со сталинградского фронта — вместе с африканскими событиями это звучит хорошо…
Быть может уже недолго ждать встречи с семьей, с дочулькой!
Только что началась тревога — третья по счету сегодня. Но в последнее время тревоги в общем тихие. Сегодня же был и изрядный артобстрел — доставили тяжелораненого: открытый перелом бедра, слепое осколочное ранение.
У нас большая радость — 27-го неожиданно приехал Яшунька. Хотя мы и знали о его сборах, не верилось, что ему удастся до нас добраться.
И все же настойчивость победила — после трехнедельного пребывания в Москве он добрался до нас. Ладожское он переехал по льду, хотя лед-то еще не настоящий. Стоит удивительная зима — весь декабрь была оттепель и только сегодня немного подмерзло. Эта игра природы в нынешнем году неблагоприятна для города, так как связь с большой землей сильно затруднена.
В связи с приездом Яши снова возникли у меня планы и надежды на встречу со своими. Хочу сделать попытку получить командировку на месяц-полтора, тем более что до 15 февраля занятия в институте прерываются. Однако шансы на такую командировку невелики. Безумно хочется повидать дочульку и Маську.
Сейчас бахнули рядом стоящие зенитки с грохотом, давно не слышанным — еще сейчас дребезжат стекла и самому стало не по себе от неожиданности. Слышен гудящий мотор немецкого самолета — вот-вот засвистит бомба… Утихают зенитки…
Мать лежит в соседней палате и ежится от страха. Ее состояние все еще не улучшается. Отец дома, но на днях и он ляжет в больницу.
Итак — через два дня встреча Нового года. Кончится роковой — сорок второй. Что-то нам принесет сорок третий?
Сегодня с обеда — сильный артобстрел района. Вечером завезли раненых — двое тяжелых, остальные полегче. Ежедневно по нескольку тревог, но проходят они спокойно, хотя зенитная пальба отчаянная. Яшунька уехал 5 января, и 9 января была телеграмма из Пестова. Теперь он уже вероятно в Уфе и рассказывает нашим о Ленинграде.
Вчера отмечал трехлетие со дня защиты диссертации. Быстро же и полнокровно прошли эти три года! Сейчас мама вспоминает, как ровно 22 года тому назад я свез ее, истекавшую кровью, в больницу в Свердловске…
Стрельба все нарастает, снаряды рвутся где-то совсем рядом.
Тем не менее Ленинград в январе 43-го не тот, что в январе 42-го. Город не мертвый, как тогда. Днем всюду оживление, бегут трамваи и авто, открыты почти все кино, театры, Филармония. Во многих местах — электрический свет. Вот и сейчас пишу в теплом кабинете при ярком свете лампы под зеленым абажуром…
Наукой занимаюсь мало, минувший год принес мало хирургического опыта. Учебные занятия прошли хорошо — 31 декабря закончил учебный год, а 10 января и экзамены.
Старики теперь оба в больнице, где проживут, надеюсь, до весны.
А стрельба продолжается и даже нарастает, приближаясь к нам. Звуки весьма неприятные, хотя и привычные.
Только что передали по радио: блокада Ленинграда прорвана! Войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились! Взяты Шлиссельбург, Синявино, Дубровка и много других пунктов.
Итак — близится финиш. Испытание подходит к концу, игра выиграна!
Семнадцать месяцев блокады, которые мы провели в стенах города и провели стойко, закончились. Долго же будем помнить многое из пережитого за эти семнадцать месяцев. И многое будем вспоминать с сожалением. Как это ни парадоксально, но мы за последнее время «обжились» в бло-каде. А может это была только всесильная привычка?
Медаль повернулась оборотной стороной. Сегодня в 8 часов вечера где-то близко упала бомба. С этого началась тревога, забили зенитки и все шло как обычно. Однако около 9 часов вечера бомба грохнулась где-то рядом — здание заходило ходуном, напомнив незабываемые дни сентября 1941 года. Сейчас привезли раненых — иду…
В эти страшные ночи берусь за дневник с чувством сомнения — придется ли мне его перечитывать.
Ночь на сегодня была поистине ужасной. После вечерней тревоги, длившейся до глубокой ночи, часа два было спокойно. В 5 часов утра началась новая тревога. В 6.30 утра — впечатление грохота от падающего здания, звон летящих стекол, крики — это бомба попала в пароход, стоящий на приколе против здания больницы, буквально в ста шагах! Какая пустая случайность отделяет нас от смерти, глупой, отвратительной и тяжелой смерти! В эти минуты думаешь о счастливых уфимцах, о стариках, лежащих где-то рядом, о себе… А что о себе думаешь — не могу понять, какое-то притупление. И не от привычки, потому что я не привык к такому близкому падению бомб, как вчера. А от неприятного равнодушия и бессильной злобы. От чувства неотвратимости удара и всемогущей «случайности» жизни и смерти!
В ночь с 23-го на 24-е мы обработали около 50 человек — бомба попала в общежитие фабрики «Работница», в полукилометре от нас.
Сегодня утром доставили нескольких моряков с пораженного корабля. Отделение заполнено — в операционной выворочены стекла и рамы, пришлось развернуться в перевязочной, окна которой случайно уцелели…
Только что затихли зенитки, от каждого их удара дребезжат стекла, меркнет свет. Как неприятно отражается каждый удар, где-то под ложечкой. И это вовсе не страх смерти: это отвращение ко всей этой увертюре смерти, может быть это уже близкая к пределу изношенность нервов!
Хорошо, что Яшунька не понюхал всего этого. У него осталось впечатление о Ленинграде как о курортном тыловом городе. Увы, это далеко не так!
Сегодня состоялось заседание Ученого совета института. Директор делал доклад о 1942 годе. Нарисовал радужные перспективы будущего вплоть до 1947 года, когда институт будет отмечать свое пятидесятилетие. Что же, надо готовиться и к этому!
«Смешанная инфекция» — тревога и тяжелый, близкий обстрел. Снаряды рвутся где-то совсем рядом — здание сотрясается, дребезжат стекла. Выстрел и разрыв с долгим раскатистым эхом. Часто тикает метроном… Тревога продолжается.
За истекший месяц особых событий не было. Яшунька благополучно вернулся в Миасс, через Москву и Уфу. Подробных писем еще не было.
В Уфе все благополучно. Старики живы, в больнице. Завтра начинаю работу в госпитале, где буду бывать четыре раза в неделю.
Только что передали очередной «Последний час». Вот текст передачи:
«Сегодня, 14 февраля, сломив упорное сопротивление врага, войска Южного фронта под командованием генерал-полковника Малиновского заняли Ростов-на-Дону».
Взятие Ростова имеет огромное значение. Оно означает фактическую гибель всей южной (кавказской) группировки немцев, пути отхода которой теперь закрыты, если не считать попытки отвести армию через Керченский пролив.