Войдя в квартиру, дон Исидро увидел, что сын перебирает вещи в платяном шкафу.
— Порядок наводишь? — спросил Видаль.
Все еще стоя спиной, парень издал какое-то междометие, которое Видаль понял как «да». Он рассеянно смотрел, как Исидорито прячет в шкаф старую шляпу, шарф, перочинный нож, ремень для правки бритвы, коробочку из светлого дерева с надписью: «На память о Некочеа», куда он клал на ночь карманные часы.
— Че, это же всё мои вещи! — вдруг спохватился Видаль. — Мне надо их иметь под рукой.
— А они под рукой и есть, — ответил Исидорито, закрывая шкаф.
— Ты с ума спятил? — спросил отец. — Про шляпу и шарф я не говорю. Но узнать рано утром, который час, если часы будут там, в шкафу, это, по-твоему, удобно?
— Сегодня вечером у нас здесь соберутся наши ребята из Молодежного объединения.
В тоне, которым были произнесены эти слова, Видалю почудился оттенок досады или нетерпения.
— Вот и прекрасно! — воскликнул он с искренней радостью. — Я очень доволен, что ты позвал к себе друзей. Мне, знаешь, кажется, что для тебя куда лучше встречаться с молодыми людьми твоего возраста…
Он вовремя остановился, не желая обидеть сына. Бывало, что, забыв про осторожность, он напоминал сыну про эту докторшу, сделавшую Исидорито таким педантичным и агрессивным. Исидорито сухо ответил:
— По мне, пусть бы не приходили.
— Ты бы посмотрел на моего отца, как он был внимателен к моим друзьям. Потому что средства у нас были более чем скромные — не знаю, поймешь ли ты меня. Он даже заставлял маму, когда испечет Для гостей пироги, надевать самое лучшее платье.
— Вот уж у тебя мания вспоминать свое старичье. — Не забывай, что это твои дедушка и бабушка.
— Знаю, знаю, мы из простого рода. Ты мне об этом постоянно напоминаешь.
Видаль посмотрел на него с ласковым любопытством. Да, у самых родных, самых близких людей бывают мысли, о которых мы не подозреваем… Это обстоятельство, определяемое им как «мы не прозрачные», казалось ему когда-то защитой, гарантией для каждого человека его внутренней свободы, — теперь же оно огорчало его как признак одиночества. Чтобы пробиться к сыну и вытащить его из этого одиночества, Видаль сказал:
— Что до меня, я очень рад, что они придут. Как раз недавно я думал, что мне всегда приятно общество молодых.
— Не понимаю, почему тебе оно так приятно.
— А тебе с ними разве неприятно?
— Почему мне может быть неприятно? Я же — не ты.
— Ага, дело в разнице поколений. Мы друг друга не понимаем? Это докторша тебе объяснила?
— Может, и она, только знаешь, лучше, чтобы ребята тебя здесь не застали. К сожалению, придет один такой, ну просто бешеный. Народ его ужасно любит, он развозит овощи. Колоритный тип, народный герой. Про него даже сочинили стишок:
— И что, мне придется бродить по улицам, пока ты будешь принимать друзей?
— Что ты выдумал! По улицам! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Нет, я все же не могу поверить тому, что слышу. Ты хочешь, чтобы я спрятался под кроватью?
— Еще что выдумаешь! У меня замечательная идея, — сын взял его за руку и вывел из квартиры. — Не будем терять времени. Они могут явиться в любую минуту.
— Не толкай меня. Куда мы идем?
Исидорито подмигнул отцу и, приложив палец к губам, прошептал:
— На чердак.
Видаль мог истолковать эти слова как объяснение или же как приказ. В первом дворике они встретили Фабера, направлявшегося в санузел. Появилась и Нели-да с узлом белья. Подталкиваемый сыном, Видаль торопливо поднялся по узкой лестнице, надеясь, что девушка его не увидела. На чердаке пришлось продвигаться на четвереньках, так как крыша была очень низкая.
— Тут тебе будет замечательно, — уверил его Исидорито. — Ляжешь на какой-нибудь ящик и сможешь поспать. Свет погаси и не спускайся, пока я не дам сигнал.
Прежде чем Видаль успел слово вымолвить, Исидорито кубарем скатился по лестнице. Местечко незавидное, подумал Видаль. Дон Сольдано, оптовый торговец птицей и яйцами, пользовался чердаком как складом и загромоздил его грязными, вонючими ящиками. Когда погас свет, темнота стала нестерпимо гнетущей. Исидорито так спешил, что Видаль даже не догадался захватить пончо или пальто, чему отчасти был рад — вещи уж точно пришлось бы потом нести в химчистку; он дрожал от холода, не говоря о том, что доски, на которые он лег, были достаточно тверды. Да еще забежал хотя бы в уборную, прежде чем сюда подняться… Он всегда теряет голову, когда сын начинает нервничать.