— В любом случае мы отделались намного дешевле, чем Губерман, — заметил Фабер.
— Ваш сын, дон Исидро, — обратился к нему Больоло с нарочитой любезностью, к которой он прибегал в щекотливых обстоятельствах, — произвел на меня впечатление серьезного молодого человека. Не попробуете ли вы его расспросить?
— Расспросить? — удивился Видаль.
— Может, он согласится разведать, есть ли у меня надежда получить мою челюсть обратно. Вы же знаете, как дорого она стоит.
— Еще бы не знать.
— Можно на вас рассчитывать?
— Конечно, можно. А что случилось с Губерманом?
Больоло недоверчиво поднял брови, но все же начал объяснять:
— Бедняга ехал в своем автомобильчике по Лас-Эрас…
Фабер, слегка его отстраняя, перебил:
— Можно мне сказать? Я вырезал в «Ультима ора» показания убийцы.
Он достал из кармана вырезку и осторожно ее развернул.
— Тут все напечатано, слово в слово. Слушайте: «Когда я увидел впереди в машине эту лысину, я понял, что попал не в свой ряд. Признаюсь, я, вероятно, был уже на взводе, был сильно раздражен. Но поверьте мне, сеньоры, все произошло так, как я предвидел: когда другие машины тронулись, эта, что была передо мной, ни с места — водитель, этот старичок с плешью, видимо, медленно соображал, долго раскачивался, прежде чем снова тронуться. Старик стал жертвой накопившегося во мне раздражения из-за прежних подобных ситуаций, которые возникали по вине таких же стариков. Я не мог сдержать себя, искушение пальнуть в эту лысину между парой торчащих ушей оказалось неодолимым».
— Что же сделали с этим сумасшедшим? — спросил Видаль.
— Бросьте, че, не говорите таких слов, — возразил Больоло.
— Он тут же был отпущен на свободу, — сообщил Фабер.
Больоло открутил кран над одной из раковин и, набрав воду в пригоршню, попил.
— Не забудьте, пожалуйста, — напомнил он Видалю, — если будет удобно, расспросите вашего сына.
И он пошел прочь из санузла. Остальные двое медленно последовали за ним.
— Мне его жаль, — сказал Фабер.
— А мне — нисколько, — ответил Видаль. — Вид У него наглый, а на самом-то деле он жалкий подхалим при нашем управляющем. Сам не знает, к какой стороне пристать.
Им встретились Нелида и Антония. Видаль заметил, что с Фабером девушки не поздоровались. Впрочем, тот сразу ушел к себе домой.
— Поздравляю вас, дон Исидро, с такими друзьями, — иронически заметила Антония.
— Вы имеете в виду Буяна?
— Буян еще куда ни шло. Но этого старого бесстыдника я не перевариваю.
— Антония права, — подтвердила Нелида.
Видаль взглянул на Нелиду, полюбовался изящным изгибом ее шеи, подумав, что его можно сравнить с лебединым и что он, Видаль, каждый раз открывает в этой девушке что-то новое.
— А что он сделал? — торопливо спросил Видаль.
— Чего только он не сделал! — вспылила Антония. — Гнусный старикашка! Вот я говорю с вами, а злость прямо меня душит. Да он вечерами пристает к девушкам с самыми подлыми намерениями — околачивается тут, возле уборных! Спросите у Нелиды, если мне не верите.
— Верно, — подтвердила Нелида. — С десяти вечера он уже здесь, с засаде.
— Не может быть! — воскликнул Видаль.
— Уверяю вас. Мы-то знаем.
— Что вы говорите! Неужто он не понимает, как это мерзко? Наверно, он отчаялся, потому и стыд потерял.
Видаль прибавил, что в такое поведение Фабера трудно поверить, и искренне его осудил.
— Такого старикашку, — заявила Антония, — я бы выдала без всяких угрызений совести.
Видаль, внутренне соглашаясь с нею, попытался все же заступиться:
— Он несчастный человек.
Он это повторил несколько раз и пробовал найти еще какие-то оправдания, но встретил беспощадный отпор.
— Таких стариков надо бы всех изничтожить, — вынесла свой приговор Антония.
— Ну ладно. Я признаю, что вы обе правы. Старики, которые пристают к молодым женщинам, — это жалкое зрелище. Отвратительное. Вы обе правы. Совершенно правы. Но если их сравнить с каким-нибудь доносчиком, предателем, убийцей…