Сын Нестора, извиняясь, сказал:
— Меня ждут в кафе на другой стороне авениды.
— Авениды Альвеара, — уточнил Данте.
Все рассмеялись. Джими на полном серьезе объяснил:
— У нашего старикана доисторические представления.
— Сеньор Данте хотел сказать «авенида Освободителя», — вежливо поправил сын Нестора.
— Данте прав, — заметил Аревало. — Надо сопротивляться смене названий. Каждые двадцать лет меняются номера домов, меняются названия улиц…
— Меняются люди, — заключил Джими и стал напевать «Где он, мой Буэнос-Айрес?».
— Да, все изменилось, это уже совсем не тот город, что прежде, — констатировал Аревало.
Нестор-младший стал прощаться с гостями.
— Вот нагрянули к вам, — оправдывался Видаль.
— Теперь вам приходится уйти, — прибавил Аревало.
— Главное, чтобы вам было удобно, — уверил их паренек. — Обо мне не беспокойтесь.
— Но это же безобразие, что вам из-за нас приходится уходить, — сказал Аревало.
— Какое это имеет значение? — возразил парень.
— Я к папиным друзьям отношусь хорошо. — И вполголоса прибавил: — Что бы ни случилось.
Он ласково похлопал отца по плечу, улыбнулся и, приветственно приподняв руку, вышел.
— Славный мальчик, — сказал Видаль.
— Болтунишка, — проворчал Джими.
Нестор поставил на стол бутылку фернета, жареный арахис, маслины. Рей жадно протянул руку. Кинули карты, кому с кем играть. Видалю выпало играть с Джими и Аревало, так что в этот вечер он мог заранее считать выигранными все партии.
— Что вы скажете про обойщика? — с полным ртом спросил Рей.
— Вы его знали? — спросил Видаль у Нестора.
— Да я его тысячу раз видел напротив твоего дома.
Хотя Нестор произносил «р» на французский манер, никто не улыбнулся, кроме Джими — тот шутливо подмигнул одним глазом.
— О ком это вы? — поинтересовался Данте.
— Я с тревогой замечаю большие перемены, — вставил Аревало.
— О дедушке Рея, — давясь от смеха, сказал Джими.
— Я тебе не верю, — отрезал Данте.
— Да, я с тревогой замечаю большие перемены,
— повторил Аревало. — Прежде о таких происшествиях читали в полицейской хронике, случались они с какими-то неизвестными; теперь же — с людьми нашего квартала.
— Которых мы знаем в лицо, — со зверской гримасой прибавил Рей.
— Еще немного — и горе нам! — простонал Джими, подмигивая одним глазом.
— Ты бездушный человек, — с укором сказал Рей. — Почему правительство терпит, чтобы этот болтун по государственному радио распространял такую заразу?
— Я считаю, — задумчиво сказал Видаль, — что Фаррелл пробудил сознание молодежи. Если ты против «Бесед у очага», тебя тут же зачислят в мафусаилы.
— Правильное рассуждение, — с улыбкой заметил Аревало.
— Вот она, отрава, слышите? — указал на Видаля Рей. — Наш друг Исидро заговорил словами демагога.
— Согласен, — подтвердил Аревало. — Но ты, Леандро, уж очень разошелся. Ты настоящий консерватор.
— А почему бы мне им не быть?
— Почему старые люди становятся ненавистны? — рассуждал Аревало. — Они слишком самодовольны и не уступают другим своего места.
— Да разве нашего Толстяка кто уберет от кассы? — спросил Джими.
— Что? Я должен уступать каким-то мошенникам, потому что они молодые? Отказаться от плодов моего собственного труда? Бросить руль?
Подмигивая одним глазом, Джими запел:
— «Ах, как ворчлива старость!»
— Очень смешно, — хмыкнул Нестор и, как всегда картавя, продолжал: — Но если правительство не сдержит эту волну, кто сможет жить спокойно?
— Помните богачку с улицы Угартече? — спросил Рей.
— Старуху кошатницу? — спросил Аревало.
— Да, старуху кошатницу, — подтвердил Рей. — В чем могли ее обвинить? Так, чудачество, кошек кормит. И вот вчера, у самого ее дома, банда мальчишек забила ее насмерть на глазах у равнодушных прохожих.
— И кошек, — прибавил Джими, который не выносил, когда долго предаются унынию.
— Они обнюхивали труп, — уточнил Рей.
— Когда сидишь напротив этого испанца, — обратился Джими к Видалю вполголоса, — прямо хоть зонт раскрывай. Видел, как у него изо рта вылетел кусочек ореха? Мы, старики, когда разговариваем, плюемся. До сих пор я был избавлен от этой неприятности, а теперь и сам начал брызгать слюной. Недавно заспорил не помню с кем и в пылу объяснений посадил ему на рукав белое пятнышко. Как ни в чем не бывало продолжаю разговор, а сам только и думаю: хоть бы он не заметил!