Данте жил в последнем одноэтажном доме, оставшемся в квартале, — что-то вроде гробницы между двумя высокими зданиями. Однако первым Видаль увидел не Данте, дверь открыла его «хозяйка». Так Данте называл ее, причем никто точно не знал, прислуга это или жена, хотя, верней всего, она исполняла обе эти функции. Одетая в черный широкий халат, она разглядывала Видаля с настороженностью испуганного животного — в те дни появление всякого молодого человека страшило людей пожилых. Видаль подумал: «Судя по всему, кто-то еще считает меня нестарым». Красноватая кожа женщины была покрыта черным пушком, волосы на голове тоже были черные, испещренные седыми прядями. Что до черт лица, с годами они, несомненно, расплылись и, как часто у старых людей, казались грубыми. Видаль спросил себя, была ли «эта ведьма» прежде, а возможно, и теперь (веда в тиши домашних стен происходят вещи невообразимые) любовницей его друга. «Картина столь омерзительная, что, право же, можно пожелать им скорой смерти. Конечно, если мне суждено дожить до их возраста и сохранить какую-то бодрость, я из вежливости не отвергну ни одну женщину. Любое доказательство того, что я еще живу, будет для меня в этот миг драгоценным». «Ведьма» попыталась закрыть дверь, тогда он закричал:
— Я Исидоро Видаль. Скажите сеньору Данте, что пришел Исидро.
Отстраняя в сторону женщину, появился Данте.
— Вот и я, — заявил он.
Данте самодовольно улыбался. Видаль нашел, что цвет лица у него — зеленовато-желтая бледность — очень нездоровый; даже подумал — возможно, что Данте кажется ему более старым по контрасту с юностью Нелиды.
— Как поживаешь? — спросил Видаль.
— Превосходно. Кстати, есть хорошая новость: появился Джими.
— Ты уверен?
— Мне это Рей сказал по телефону полчаса тому назад.
— И он чувствует себя хорошо?
— Превосходно. Будто стал мальчишкой. Лучше, чем когда-либо.
— Мы его увидим?
— Рей сказал, что, прежде чем идти к Джими, я должен заглянуть в булочную. Хочет мне сообщить что-то настолько важное, что, мол, должен это сделать при личной встрече. Из-за этих зверств, что творятся кругом, я не решался пойти один, но, если хочешь, пойдем вместе.
— Пойдем сейчас же.
— Нет, че. Рей просил, причем очень настойчиво, чтобы я никуда не ходил, не заглянув к нему в булочную.
— Плохо то, что у меня времени в обрез, а Джими увидеть я тоже хочу, — сказал Видаль.
— У Джими я не задержусь. С моей глухотой и плохим зрением меня в темноте сразу же сцапают. А умирать я вовсе не желаю. Не беспокойся, от Джими мы уйдем очень скоро.
36
Леандро Рей сидел во главе стола — две дочки по сторонам от него, третья напротив — и заканчивал обедать. Он пригласил друзей за стол. Видаль согласился выпить чашечку кофе, Данте от всего отказался — кофе, мол, вызывает бессонницу, а любой алкогольный напиток — повышенную кислотность.
— Джими отпустили? — спросил Видаль.
— Да, отпустили, — ответил Рей, — но все не так просто. — Властным тоном он обратился к дочкам: — Уберите со стола и оставьте нас. Мы, мужчины, должны поговорить между собой.
Женщины окинули его яростными взглядами, но повиновались.
— Потрясающе! — восхитился Данте, когда они остались одни. — А я-то предполагал, что у тебя тут дочки командуют.
— Раньше я им это позволял, но теперь они у меня и пикнуть не смеют. Еще чего!
— При нынешних обстоятельствах, — заметил Данте, — не будет ли благоразумней придерживаться, так сказать, коллаборационистской политики?