Когда он попробовал встать, все тело у него заломило, да еще в пояснице стрельнуло. С тревогой он спросил себя: «Неужто опять люмбаго?» Ему было неловко, что девушка видит, с каким трудом он поднимается, подобные вещи он мысленно называл «старческие немощи».
– Я, наверно, похож на старика инвалида, – смущенно сказал он.
– Просто вы лежали в неудобном положении, – объяснила Нелида.
– Да, скорее всего, – неуверенно согласился он.
– Позвольте вам помочь.
– Еще чего! Я сам могу…
– Позвольте.
Да, без ее помощи он отсюда бы не выбрался. Нелида поддерживала его как сестра милосердия и довела до квартиры. Видаль покорно дал себя вести.
– А теперь позвольте помочь вам лечь, – попросила Нелида.
– Нет, нет. До этого я еще не дошел, – улыбаясь, возразил он. – Я и сам могу лечь.
– Ладно. Я подожду. Не уйду, пока вы не ляжете.
Она повернулась к нему спиной, и он, глядя, как она стоит на середине комнаты, подумал, что в ней ярко выражены сила и красота молодости. С некоторым усилием он разделся и лег.
– Готово, – сказал он.
– Чай у вас есть? Сейчас приготовлю вам чашечку чаю.
Хотя люмбаго давало себя знать, Видаль ощутил прежде неведомое блаженное чувство, ведь уже много-много лет – не упомнишь сколько – никто его не баловал. Он подумал, что вот и он приобщается к удовольствиям старости и болезней. Подавая ему чай, Нелида сказала, что немного у него побудет. Она села в изножье кровати, заговорила – вероятно, просто чтобы поддержать разговор – о своей жизни и с некоторой гордостью сообщила:
– У меня есть жених. Хороший парень, я хотела бы, чтобы вы с ним познакомились.
– Да, конечно, – сказал он без особой радости. И подумал, что ему нравятся руки Нелиды.
– Он работает в мастерской по ремонту автомашин, но у него есть музыкальные способности, и он участвует в народном трио «Лос Портеньитос» – по вечерам они играют в ресторанах в центре, главным образом в «Пласа Италия».
– Собираетесь пожениться? – спросил он.
– Да, только вот накопим денег на квартиру и на обстановку. Любит он меня до невозможности. Прямо не надышится.
И Нелида продолжала хвалиться. Послушать ее красочные описания, так ее жизнь представляла собой череду побед на вечеринках с танцами и на всяческих празднествах, где она была бесспорной героиней. Видаль слушал ее с чувством недоверия и нежности.
Отворилась дверь. Исидорито удивленно посмотрел на них:
– Извините, я вам помешал.
– Вашему отцу нездоровилось, – объяснила девушка. – Вот я и побыла с ним, пока вы не вернетесь.
Видалю показалось, что Нелида слегка покраснела.
6
На следующее утро он почувствовал себя лучше, но все же не вполне здоровым. Будь у него деньги, подумал Видаль, он пошел бы в аптеку, попросил бы, чтобы ему сделали укол, и все бы прошло (пусть не в тот же день, а после того, как проведут полный курс). Но пока не получил пенсию, все расходы, кроме остро необходимых, исключались. Если бы в аптеке его принял сеньор Гаравента, затруднений не было бы, но если примет сеньора Ракель, неприятностей не оберешься. Все осложнялось тем обстоятельством, что как раз у доньи Ракели была рука легкая, а уколы самого аптекаря отличались болезненностью.
По дороге в санузел Видаль встретил Фабера и Больоло, который, сильно жестикулируя в горячась, что-то многословно рассказывал.
– А вы-то где прятались ночью? – спросил Фа-бер, слегка отстраняя своего собеседника.
– Да я, ээээ… – в сильном смущении пролепетал Видаль. Но объяснения не понадобилось.
– Что до меня, – перебил его Больоло, – то меня не так легко застать врасплох…
Видаль глянул на него с некоторым любопытством: Больоло говорил как-то странно, даже выражение лица было необычным.
Но тут вмешался Фабер, стараясь говорить погромче, чтобы заставить себя слушать.
– Мне удалось спрятаться в уборной, – объяснил он, – но поверьте, ночку я провел не дай Бог! Вдруг стали стучать в дверь. Я уже подумал, мне конец, но они ушли.
– Что до меня, – продолжал гнуть свое Больоло, – то меня не так легко застать врасплох. Как только я увидел, что эти ребята меня обступили – а я, знаете, голову не теряю, – я сразу понял, им лучше не перечить.
– На рассвете, когда уже можно было выйти, – продолжал Фабер, – я с места не мог подняться. От этого сидения обострилось люмбаго, болью свело поясницу. – Точно как у меня, – в порыве братского чувства сказал Видаль.
– Нет, нет, – запротестовал Фабер. – Я, когда вышел из уборной, еще долго не мог разогнуться.
Больоло, хотя и не очень-то блистал красноречием, сумел завладеть вниманием собеседников.
– Ребята засели за карты, так мы и развлекались – беседовали, планировали вылазки, до поздней ночи. Не думайте, что мое положение было таким уж легким. Они собирались идти в центр, и я, хотя виду не подавал, сильно нервничал. Когда стали расходиться, я попытался остаться, но они потребовали, чтобы я шел с ними. Я хотел присоединиться к группе вашего сына, он-то хотя бы знакомый, но двое из них подхватили меня под руки, и так, знаете, дружески беседуя, мы пошли Бог знает как далеко по направлению к станции Пасифико. Возле винного склада один из них, звали его Нене, все таким же любезным тоном сказал, что я должен забыть все, что слышал в этот вечер. Второй похвалил мою вставную челюсть и под предлогом, будто хочет ее рассмотреть поближе, выдернул ее у меня изо рта. Вы не поверите: когда я попросил ее отдать, самый щуплый из них сказал, что если, мол, я хочу возвратиться домой целым и невредимым, то лучше мне не терять времени.
– В любом случае мы отделались намного дешевле, чем Губерман, – заметил Фабер.
– Ваш сын, дон Исидро, – обратился к нему Больоло с нарочитой любезностью, к которой он прибегал в щекотливых обстоятельствах, – произвел на меня впечатление серьезного молодого человека. Не попробуете ли вы его расспросить?
– Расспросить? – удивился Видаль.
– Может, он согласится разведать, есть ли у меня надежда получить мою челюсть обратно. Вы же знаете, как дорого она стоит.
– Еще бы не знать.
– Можно на вас рассчитывать?
– Конечно, можно. А что случилось с Губерманом?
Больоло недоверчиво поднял брови, но все же начал объяснять:
– Бедняга ехал в своем автомобильчике по Лас-Эрас…
Фабер, слегка его отстраняя, перебил:
– Можно мне сказать? Я вырезал в «Ультима ора» показания убийцы.
Он достал из кармана вырезку и осторожно ее развернул.
– Тут все напечатано, слово в слово. Слушайте: «Когда я увидел впереди в машине эту лысину, я понял, что попал не в свой ряд. Признаюсь, я, вероятно, был уже на взводе, был сильно раздражен. Но поверьте мне, сеньоры, все произошло так, как я предвидел: когда другие машины тронулись, эта, что была передо мной, ни с места – водитель, этот старичок с плешью, видимо, медленно соображал, долго раскачивался, прежде чем снова тронуться. Старик стал жертвой накопившегося во мне раздражения из-за прежних подобных ситуаций, которые возникали по вине таких же стариков. Я не мог сдержать себя, искушение пальнуть в эту лысину между парой торчащих ушей оказалось неодолимым».
– Что же сделали с этим сумасшедшим? – спросил Видаль.
– Бросьте, че, не говорите таких слов, – возразил Больоло.
– Он тут же был отпущен на свободу, – сообщил Фабер.
Больоло открутил кран над одной из раковин и, набрав воду в пригоршню, попил.
– Не забудьте, пожалуйста, – напомнил он Видалю, – если будет удобно, расспросите вашего сына.
И он пошел прочь из санузла. Остальные двое медленно последовали за ним.
– Мне его жаль, – сказал Фабер.
– А мне – нисколько, – ответил Видаль. – Вид У него наглый, а на самом-то деле он жалкий подхалим при нашем управляющем. Сам не знает, к какой стороне пристать.