Так проехали десять верст до села. Там их встретила толпа крестьян: весть о потерпевших крушение купцах опередила их. Волостной писарь тут же им сообщил, что часть вещей выловили из реки тут около села, а им следует подождать в селе несколько дней, если хотят, чтобы и деньги им нашли. Только жадность крестьян избавила беглецов от новых осложнений. Крестьяне начали доказывать, что сейчас вода в реке грязная, течение быстрое, найти денег невозможно, пусть лучше купцы оставят свой адрес, пусть даже уполномочат кого-нибудь из крестьян вести поиски денег. Они найдут и в целости перешлют деньги купцам, а купцы пусть пока дадут телеграмму домой о высылке им денег. Купцы обрадовались этому предложению, написали доверенность, а за найденные вещи заплатили 3 рубля. Мужики тоже обрадовались, что по этому случаю можно будет выпить. Но надо было еще отвертеться от необходимости посылать телеграмму.
— Вы знаете, что в нашем положении надо осторожно насчет денег писать, — начал купец. — Неизвестно, поверит ли еще отец нашему несчастью. Скажет: прокутили, в карты проиграли, пусть делают, что хотят, а я им денег не пошлю! А бедная мать, что будет с ней, когда узнает о нашем крушении!
И купец в волнении сотворил крестное знамение.
— Господи помилуй! — вздохнул он, а вместе с ним кое-кто и в толпе.
Нет, другого выхода нет: надо сейчас же ехать домой, и притом не по шоссейной дороге, а проселками, сокращая путь, к ближайшей железнодорожной станции в сторону родного города N.
Их повели в избу. На столе шумел самовар, хозяйка шаньги на стол подала. Изба полна любопытных баб и мужиков. Они о чем-то шепчутся между собой, а купцы молча, задумавшись о своих делах, попивают чай. На вопросы только буркнут что-нибудь в ответ либо вздохнут. Один из крестьян, наконец, решается и говорит, что у него собрано 5 фунтов костей. Он просит купцов купить, говорит, дешево продаст.
Ну и дураки же вы, мужики! Разве купцы бывают такие изможденные, как эти, сидящие перед вами? Ой, дураки! Вы и не догадываетесь, что это такие, которых ловят, вяжут и за головы которых не один уже из вас награду получал.
Наконец купцы уехали, обещав вернуться через неделю-две с деньгами и купить кости. Ехали они беспрерывно днем и ночью через тайгу — девственный лес, а ямщики им рассказывали легенды о разбойниках и бродягах, скрывающихся в этой тайге, о беглых каторжниках и ссыльных и о том, как за ними охотятся. И, слушая эти рассказы, казалось, что темная, таинственная, вечно шумящая тайга оживает, что вот-вот из-за деревьев покажутся тени убитых и непогребенных, тени умирающих с голоду, тени людей, проклинающих в предсмертной агонии день, когда их мать на свет родила, тени заблудившихся и впавших в безнадежное отчаяние людей. Вот, кажется, у дороги мелькнула тень разбойника, подкарауливающего проезжих купцов, а там снова каторжник, преследуемый, как дикий зверь, бежит, напрягая последние силы, стараясь укрыться в густых зарослях; но напрасно, пуля его уже поразила, и он падает, обливаясь кровью…
А купцы едут все дальше и дальше, задумавшись над странной судьбой человека, над тайнами безбрежной, живой тайги. Недавно их самих, узников, окруженных солдатами и строгим надзором, гнали тысячи верст далеко-далеко прочь от родины, на край света, в Азию, на Крайний Север. А сейчас они свободны, едут обратно тайгою и любуются небом, усеянным звездами, и оно улыбается им, суля успех.
А тайга все шумит и шумит…
Ямщики и лошади менялись через каждые 6-10 часов. Беглецы быстро продвигались вперед, приближаясь все больше и больше к намеченной цели. О них сложилась уже целая легенда, она росла, как ком. Ямщик, приехав в село, тут же при них рассказывал новому ямщику о их приключениях, при этом добавлял кое-что и от себя. Купцы слушали и печально вздыхали, а когда никто их не видел, весело улыбались. Да, нужно признаться, везло им чертовски! Скоро кончится тайга, до села осталось 20 верст, выносливые сибирские кони мчат их без передышки вот уже 80 верст. Вдруг навстречу кибитка, звон бубенцов слышен еще издали. Это на тройке лихо катит кто-то из царских слуг. Купцам вдруг нестерпимо захотелось спать. Они укладываются в бричке и накрываются пальто. Это исправник и волостной старшина поехали осматривать дороги; проехали, а купцы лежат и жалуются, что в бричке тяжело уснуть — трясет.
К вечеру выехали из тайги. Деревня оказалась тут же, за самой тайгой. Лошади, почуяв жилье, побежали быстрей, а купцы начали беспокоиться, найдут ли сразу свежих лошадей. Вдруг смотрят, на дороге столпились крестьяне с обнаженными головами, а впереди седой старик на коленях. Оказалось, они приняли купцов за царских чиновников. Но когда через несколько минут ошибка выяснилась, вся картина резко изменилась. Не видя эполет и царского орла, мужики сразу преобразились. И следа не осталось от их унижения и покорности перед властью.
— Кто такие?
— Стой!
Схватили коней за узду и остановили. Бричку окружили со всех сторон. Мужики были пьяны. Вместе со своим старостой они пропили мирские деньги и, думая, что едет начальство, собрались просить прощения за это. Но раз это не начальство, то кто такие, откуда и куда едут, зачем?
— Прочь, разбойники, как вы смеете нас, купцов из города N, останавливать на дороге? Мы вам покажем, кто мы такие! Прочь с дороги! Ямщик, пошел, не видишь — пьяный сброд, двинь их кнутом!
Купцы грозно кричали, хотя поджилки у них и тряслись. «Неужели мужики уже предупреждены? — думали они. — Нет, не может быть, значит спасение возможно!» Только не терять хладнокровия, беглецы! А ямщик побледнел, опустил поводья и ни слова вымолвить не может. Пробиться сквозь плотную толпу нечего было и думать. А пьяный староста приставал:
— Кто вы, откуда, куда и зачем?
Началась словесная перепалка. У купцов на двоих был один паспорт. Наконец они его предъявили старосте, а один из них вынул бумагу и начал, выговаривая вслух каждое слово, писать жалобу генерал-губернатору о том, что их-де, хорошо известных ему, генерал-губернатору, людей, посмели остановить на дороге, как каких-то преступников. А бесчинствуют его же, генерал-губернатора, подчиненные с казенными бляхами на груди, желая, по-видимому, получить на водку. Наконец купец обратился к некоторым крестьянам, требуя, чтобы они подписались, как свидетели бесчинств старосты. Мужики испугались и дали деру, а староста стал оправдываться и приглашать их к себе:
— Пожалуйте в барскую комнату.
Он тут же обещал немедленно подать подводу, только пусть уж купцы не сердятся.
— А вот это другое дело!
И купцы благосклонно принимают приглашение.
Но купцов ждала новая неприятность. Оказывается, вот-вот должен вернуться исправник и здесь остановиться, он может их как раз и задержать. Однако вошедший в избу староста выручил их.
Увидев его, купцы снова изобразили сильное возмущение.
— Как ты смел нас останавливать, требовать от нас, честных купцов, документы, точно от разбойников! Мы тебе этого не простим, — накинулись они снова на него.
Рассерженные и оскорбленные купцы не пожелали ни минуты оставаться под одной крышей с таким мошенником, пьяницей и бездельником. Они велели вещи снести обратно на бричку, а сами поехали искать частную квартиру, чтобы нанять лошадей и немедля уехать из этой деревни.
Это было последнее испытание для беглецов. Пришлось им разыграть роль разгневанных господ, а потом они искренне смеялись, вспоминая, как они раз в жизни все-таки были господами. Ведь народ им это, несомненно, простит и барского высокомерия не зачтет в грехи.
Дальше они счастливо миновали бурятские степи, а через несколько дней уже сидели в поезде и ехали туда, куда стремились. Весь путь продолжался 17 дней, а туда, в ссылку, царские сатрапы везли их четыре месяца.
ПИСЬМА К РОДНЫМ
август 1902 — май 1907