– Оставьте меня наедине с заключённым, сказал сэр.
Мучитель вышел.
– Здравствуйте, товарищ диссидент.
– Здравствуйте, товарищ толстосум.
– Остроумно, остроумно, – сухо ответил сэр толстосум, – но я пришёл сюда не шутки шутить. Я знаю, что вы не из этой деревни. И даже не из нашей страны. Ты самовольно пересёк границу нашего государства. Ты понимаешь, что это высшая мера?
Хоть я не до конца понимаю смысл словосочетания «высшая мера», я кивнул.
– Но я пришёл не пугать тебя. У меня к тебе деловое предложение.
– Деловое предложение?
– Именно. Я предлагаю тебе отречься от зелёного цвета и признать власть синего. Ты станешь примером для всех. Все газеты напишут о том, что представитель зелёного цвета вступил на истинный путь! Ты получишь огромный дом в столице и станешь настоящим сэром!
– Вы хотите сделать меня политической пешкой? Ни за что!
– Я предполагал, что ты так ответишь. Любовь к родине и всё такое, но подумай: на кону твоя жизнь!
– Даже под страхом смерти я не стану таким, как вы!
– Подумай о Свете. Ведь ей не приятно будет любить умершего. А если ты согласишься на моё предложение, то между вами не будет стены, ты сможешь свободно любить её, сможешь спокойно и богато жить с ней. Ты согласен прожить долгую и счастливую жизнь в синем государстве или предпочитаешь бесчестно умереть от рук палача?
Я задумался.
– Разве можно жить счастливо, предав свои принципы? Для меня не важен цвет футболки, которую я ношу, но звание лжеца и губителя мне не по душе! Разве останусь я самим собой после того, как воткну этот нож в сердце? Нет. Я ни за что не стану сэром!
Он встал, чтобы уйти, его лицо было похоже на лицо рыбака, от которого ускользнул большущий окунь.
– Тогда ты умрёшь. И только Бог сможет спасти твою душу.
– Бог не имеет любимого цвета, – кинул я ему вслед.
Он сделал вид, что не услышал.
Запись 14. Казнь
Сегодня – роковой день, смертный день. Утром меня повели на главную площадь. Собрались сотни людей. Все они смотрели на меня, как на инопланетянина, спустившегося на землю. Некоторые говорили что-то гадкое в мой адрес, но я не слышал их слов.
Меня возвели на импровизированную сцену, по центру которой стояла гильотина.
Я оглядел толпу. Позади неё на дорогом кресле сидел уже нам знакомый сэр толстосум. Он пристально следил за каждым моим движением, словно змея смотрит на добычу.
Я увидел Свету. Она, вся заплаканная, глядела на меня с утекающей надеждой на то, что всё это страшный сон, от которого она сейчас же проснётся. Но с каждой секундой эта иллюзия рассеивалась, обнажая страшную реальность.
– Этот человек виновен в том, что незаконно пересёк границу Великого Синего государства, – зачитывал палач, – в том, что носил одежду зелёного цвета, в том, что публично взывал к ношению зелёной одежды, и в том, что покушался разрушить святые принципы синего цвета!
Ропот усилился, но его я не замечал. Я смотрел лишь на Свету. Казалось, что нет сейчас всей этой толпы, есть только я и Света… я, Света и гильотина…
Меня положили на страшный стол. Над моей шеей висело острое лезвие. Раздалось: «Приговорён к смерти». Я услышал нажатие рычага, лезвие полетело вниз. И вот моя голова упала в корзину, подставленную прямо к гильотине.
Света горька заплакала. Сэр а-я-предлагал-лучший-выход ушёл, довольный публичной казнью. Постепенно все разошлись.
Но… вопрос: как я пишу эти строки, если меня казнили?
Прежде чем объяснить магию сегодняшнего дня, следует погрузиться во вчерашний…
Запись 14. Странный человек.
… Меня вели с того самого допроса от сэра благодушие. Перед моей камерой у меня из кармана выпал бумажный лебедь (странно, что его переместили в мою новую синюю одежду). Я попытался поднять его, но охранник толкнул меня и буквально забросил в камеру.
– Мой лебедь! – закричал я.
– Лебедь? Тебе нужен этот лебедь?
– Да.
Охранник раздавил птицу и пнул её ко мне.
– На, получай, – сказал он и удалился.
Я поднял кусок бумаги, жалобно смотря на разрушенное воспоминание.
– Милый был лебедь, – раздался голос позади.
Я обернулся и увидел взрослого мужчину со светлыми усами и бородой, на нём была синяя одежда и круглые очки. Он лежал на второй койке, видимо, его привели, пока я был на допросе.
– Оно несколько больше, чем лебедь, – сказал я, – Это была память.
– Дайка мне, – сказал мужчина. Я передал ему кусок потоптанной бумаги.
–Хорошо, что эти гнусные охранники ходят в идеально чистой обуви, – мужчина аккуратно развернул лист, а потом сложил из него лебедя. Хоть он был немного потрепанный, но целый.