едставь, что его нет. Умер, пропал, испарился... Что ты чувствуешь? - Ничего, - не веря сама себе, выдаю поражённо. - Ровная линия на кардиограмме... - Ну, вот и ответ, - пожимает плечами она. - Пациент мёртв. *** Лежу рядом в постели, смотрю, как ты спишь, и мысли совсем не романтичны. Самоубийственные настроения отпустили, и подумалось: «А почему собственно я?» У меня есть те, кто любит, есть, ради кого жить. А кому нужен ты? Собутыльникам? Матери, которая тебя боится? Ты портишь всё, к чему прикасаешься, опошляешь, топчешь не глядя... Так зачем ты есть? Снова и снова прогоняю в голове логическую цепочку, пытаясь найти в ней изъян, пытаясь остановиться. И не нахожу. В комнате жарко, раскидываешься на спине, стягиваешь одеяло, запрокидываешь голову. Цепляюсь взглядом за большую перьевую подушку. А смогла бы я тебя придушить? Ну, так, чисто теоритически. Трезвого... не знаю, пьяного... запросто. Конечно, этого не будет, но игра понравилась, и я засыпаю, продолжая придирчиво перебирать варианты, куда бы деть труп. Декабрь Дожила до сессии, завтра экзамен. Хорошо, что выучила заранее, потому что повторять сейчас уже невозможно. В самом разгаре то, что ты называешь «новогодней вечеринкой». По квартире снуёт толпа малознакомых людей, грохочет музыка и бьётся посуда. За пять часов веселья, танцев и конкурсов съедено уже всё, что выставлялось на стол, и подгулявший народ ищет пропитание самостоятельно, беззастенчиво потроша шкафы и холодильник. Ты никого не ограничиваешь, лишь бы твоё гостеприимство потом вспоминали с восторгом. Такой радушный хозяин. Пусть будут, как дома! Твои знакомые рады стараться: курят прямо возле телевизора, втыкая бычки в плошки с цветами, уединяются с подругами в туалете, некоторые храпят под обвешанной презервативами ёлкой. Ты решил, что такие украшения вместо игрушек - очень свежо и креативно. В четвёртый раз за вечер мою посуду. Мои функции здесь просты: принеси, унеси, подай и улыбайся, улыбайся! Ты подходишь сзади и обнимаешь за плечи. - Устала? - в голосе неподдельная мягкость, беспокойство, и я решаюсь. - Третий час ночи... спать хочется, - поворачиваюсь и висну у тебя на шее, прижимаюсь к груди, - может, проводишь их? На сегодня хватит... Просительный тон и ласка не помогают. Раздражённо скидываешь с себя мои руки, цедишь сквозь зубы: - Ишь ты... разбежалась. Всё по-твоему должно быть, да? Я лучше тебя выгоню, чем их. Поняла? Бурча ещё что-то нечленораздельное, начинаешь одеваться: в доме кончилось спиртное, надо сбегать до круглосуточного супермаркета. Мне ты настоятельно советуешь прибраться и не портить гостям праздник. Заторможено прохожу в комнату и прилипаю к косяку, оглядывая собравшихся. Разве это гости? Это свиньи. В сигаретном дыму, хоть топор вешай, в ковёр втоптаны остатки еды, под ногами фантики и огрызки. Интересно, у себя дома они тоже кидают мусор на пол? Грязная посуда составлена под стол, чтоб освободить ещё одно место для танцев, на занавесках - кетчуп и следы пальцев. И кто-то вытер лужу в прихожей моей шёлковой блузкой, видимо, не найдя ничего более подходящего. Меня начинает потряхивать от злости. Ладно, мой любимый, мой родной, похоже и, правда, не совсем здоровый человек, но эти-то?! Все без диагнозов, вменяемые! Вырубаю музыку и праздничную иллюминацию. - Вечеринка окончена. Все на выход. На меня смотрят удивлённо, словно пылесос заговорил, и потихоньку оглядываются друг на друга и наведённый беспорядок. Повисает неловкая тишина, в которой народ начинает незаметно утекать из квартиры, периодически делая робкие попытки то отнести грязные тарелки на кухню, то собрать бутылки, то запоздало поинтересоваться здоровьем и завести светскую беседу. На нервной почве меня лихорадит, кровь с удвоенной скоростью циркулирует по телу, щекам горячо. Застенчивая девочка - первокурсница долго подбирает слова и мнётся в коридоре, пытаясь извиниться то ли за всех сразу, то ли за старшего брата, облевавшего пол в ванной. - Ты отлично выглядишь! - самоотверженно заверяет она. - Даже лучше, чем до больницы! Будто вся изнутри светишься... Закрываю дверь за последним гостем и мрачно усмехаюсь. Нет, моя хорошая, я не свечусь. Я горю. Спустя минут десять в квартиру влетаешь ты, взвинченный и запыхавшийся, видимо, успел пересечься с кем-то на лестнице. - Что ты сделала?! - угрожающе шипишь, севшим от ярости голосом. - Что ты о себе возомнила?! Ты - пустое место! Запомни! Ты - никто и звать никак! Пакет с водкой летит в стену, разбивается рядом со мной с оглушительным лязгом, осыпает мокрыми осколками. Я, как всегда, собираюсь отмолчаться и переждать. Перед глазами оживают картины из твоих воспоминаний: пьяный дебошир, крушащий всё на своём пути, мать, зарёванная, в разорванном халате, прячет детей под кровать... Ты говорил, что ненавидишь отца за это. Зачем же тогда так тщательно копируешь? Стараюсь не реагировать на оскорбления, не распалять ещё больше, но ты уже накручиваешь сам себя, пинаешь мебель, швыряешь кастрюли и с особым упоением орёшь мне в лицо гадости про моих подруг, семью, родителей. Не стесняясь в выражениях, поясняешь, кем надо быть, чтоб породить на свет такую идиотку. Смотрю, как презрительно кривятся твои губы, и меня словно накрывает тёмной водой. Моргаю, будто в замедленной съёмке, а когда открываю глаза, чувствую возвращающуюся руку. Ладонь сжата в кулак. Ты изумлённо молчишь, держась за лицо. До меня доходит, что случилось. Оскорблённая женщина в моём положении должна была бы ограничиться пощёчиной, но, ведь ты сам сказал, я просто сука. Тебя словно заклинивает, сбой программы, замыкание в цепи. Видимо, буйство отца всегда заканчивался как-то иначе. Ещё пара минут шока, и словесный понос прорывается с удвоенной силой. Ты костеришь меня, на чём свет стоит, широко замахиваешься и... не попадаешь. Водка - плохой союзник координации. Ухожу из-под удара, не особо напрягаясь, и доверительным тоном довожу до сведения, пока ты не вознамерился повторить попытку. - Хоть пальцем тронешь и... я не стану звонить в полицию, не пойду жаловаться соседям, про это вообще никто не узнает... но ты с утра не проснёшься. Наконец-то, тишина. Спать не могу, но нужно выключиться, хотя бы на пару часов перед экзаменом. Ты, еле слышно бурча, заваливаешься на кровать. Я раскладываю себе кресло. Противно находиться с тобой не только в одной кровати, но и в одном помещении. С утра мой драгоценный - само раскаяние и внимательность. Ползаешь вокруг, хлопаешь глазами, оправдываешься, что из памяти выпала большая часть вечера, и очередного психоза ты даже не помнишь, что просто не мог наговорить всех тех ужасных слов, ведь любишь же! Сил нет, как любишь. И готов к наказанию, любому. Пустыми, красными от недосыпа глазами смотрю на твоё заискивание и ёрзанье. У меня нет сил досматривать эту мыльную оперу, беру зачётку, конспекты и направляюсь к двери. Но, судя по всему, провалы в памяти не такие уж глубокие, раз, слегка нервничая, окликаешь меня на пороге: - Любимая! Тогда... ну... то, что ты говорила... ты ведь пошутила, правда? Молча выхожу. Было бы смешно, если б не было так грустно. Июль Сезон дождей пару дней назад закончился, и мы едем на шашлыки обмывать мой диплом и твоё увольнение с работы. Впрочем, смена деятельности для тебя обычное явление. Дольше пары месяцев на одном месте - и ты ловишь затяжную депрессию, которая лечится только длительным запоем и неизбежным расставанием с профессией. По плану вылазка к озеру, но твоим новым знакомым лень съезжать с трассы, и машина паркуется в ближайшей лесополосе. Двое мужчин разводят костёр, ты возишься с мясом, попутно знакомясь. Не знаешь даже их имён, зацепил «волгу» возле магазина, где только что брал продукты. Тебе нужен был транспорт и, как всегда, свободные уши. Я выкладываю зелень, нарезаю огурцы и помидоры. Настраиваюсь на отдых. Защита диплома съела много нервов. Я заслужила небольшую передышку, а на людях куда легче: пока ты покоряешь зевак творческим началом и харизмой, я могу, наконец, перестать улыбаться. Один из твоих новых друзей, кажется, Артём, сидя на корточках, перебирает извлечённые из бардачка помятые пластинки таблеток, названия препаратов уже затёрты и оборваны, а у него некстати прихватило желудок. Ненавязчиво прошу показать мне ещё кое-где читаемый состав, и по активным веществам вскоре находятся нужные лекарства. Мужчина в восторге, поздравляет тебя с «умной и красивой женой», на что ты сходу абсолютно серьёзно заявляешь: - Конечно, я же с ней занимаюсь! Хочется скрести лапкой землю и подвывать от смеха. С шестого класса школы без моего участия не обходилась ни одна районная олимпиада по химии, у меня корочки фармацевта, а ты искренне считаешь, что озон и азот - это одно и то же. Пытаюсь избежать скандала, поэтому больше не умничаю и изображаю из себя то, что тебе больше всего нравится: беззаботную дурочку, вовремя поддакивающую и кивающую. Довольно скоро становится понятно, что со слушателями ты не угадал. Их не впечатляют ценные умозаключения, цитаты классиков, шутки проходят как-то вяло и без особого одобрения. Конечно, тебе это не нравится, уязвлённо поджимаешь губы, смотришь на «быдло» с высоты непонятого художника. Слово цепляется за слово, резкое выражение, ответный мат... И ты возмущённо вскакиваешь с места, хватая меня за руку, тянешь к дороге, громогласно заявляя: - И без этих гондонов доберёмся. Успеваем отойти