се за тебя. Соседка приходила с утра увещевать, что мол, парень-то хороший, а уж как любит, как страдает... - Бедовый он, натерпелся по жизни. Ты его приласкай, отогрей, он и буянить перестанет. Как в сказке заживёшь! Да я и так, как в сказке, страшной недетской сказке. Даже по телефону с родными общаюсь урывками и шифрами, потому что каждый их звонок ты ставишь на громкую связь. Тебе от чего-то взбрело в голову, что это семья настраивает против, нашёптывает гадости... Бред шизофреника. Дома считают, что у меня всё хорошо. Как я им признаюсь: в здравом уме и трезвой памяти из всех возможных вариантов выбрала маниакального психа с комплексом неполноценности и теперь живу с ним, и радуюсь. Всегда считала, что счёты с жизнью сводят только слабаки, но мысли сами лезут в голову. Так просто: раз... И нет этих опостылевших дней, круг разомкнётся. Вот только близкие... они такой подлянки точно не заслужили. Май Погода просто шепчет, черёмуха вся в цвету, собственно на мой день рождения всегда приходятся лучшие дни. Бабушка даже раньше шутила, что я солнцем поцелованная. Проснулась с музыкой, ты поставил мой любимый диск, нарвал большущий букет одуванчиков, декламировал стихи с табуретки, дурачился... Ну, как ребёнок. Вот как тебя после этого не любить? Во дворе появился мотоцикл, не знаю, у кого ты его одолжил. - Дама сердца желает прокатиться? - по-рыцарски склоняешь голову и протягиваешь руку. Жест эффектный. От такого предложения сложно отказаться. Уже тронувшись с места, запоздало посещает замечательная мысль: «А есть ли у тебя права?» Но уже через пару минут необходимость в вопросе отпадает. И ежу понятно, что на мотоцикле ты сидишь максимум раз пятый. - Да что тут сложного? - отмахиваешься, выезжая на дорогу. - Я же не гоню. Просто сиди и держись покрепче. Нехорошее предчувствие - вещь упрямая, но я молчу, для меня же человек старается. Ты сцепляешь зубы и материшься под нос. Что-то не получается, мотоцикл идёт урывками. Резко добавляешь скорости... и не вписываешься в поворот. Стальной конь заваливается набок, чертит нами по асфальту, расшвыривая в разные стороны. Тебя выкидывает на обочину, меня в кювет. Ты поднимаешься первым и, не скрывая паники, бежишь... к мотоциклу. Дрожащими руками обшариваешь пыльное железо, судорожно вздыхаешь. - Поцарапали... Очень заметно? - взволнованно спрашиваешь, когда я, прихрамывая, добираюсь до места аварии. - Не особенно... Затрём в гараже. - Ты-то как? Ничего? - кидаешь на меня беглый взгляд, и снова принимаешься гладить пальцем полинявшую краску. - Нормально, - пожимаю плечами, разглядывая художественные лохмотья на месте одной из штанин. - Ну, так поехали, чего стоишь? Дома будешь глазами хлопать, - нервно выдаёшь ты, снова берясь за руль. *** Повезло. Хозяин то ли не захотел ругаться, то ли, правда, не заметил порчи имущества. На память о дне рождения у тебя остался внушительный синяк на плече, а у меня свезённая голень и лёгкое сотрясение. Ты убедительно просил никому о случившемся не рассказывать. Зачем нам лишние проблемы? Да я и не собиралась, даже в больницу идти незачем. Голова уже не болит, нога заживает. *** На самом деле стыдно, что ты белишь потолок в гордом одиночестве. Ремонт нужен, как раз на май планировали... Но мне сегодня как-то нехорошо. Температура тридцать семь, знобит и голова кружится. Может перед месячными, а может, простудилась. Ты то и дело искоса на меня поглядываешь, недовольно поджимая губы: - Лень-матушка вперёд тебя родилась? - Потом наверстаю, - слабо улыбаюсь на очередную подколку. - Простудилась, и нога ещё болит... - У меня тоже плечо болит, - невозмутимо фыркаешь ты. - Я же не филоню. Просто любишь себя очень, всё перетрудиться боишься. А если бы война? - выжидательно сверлишь взглядом. - В армию тебя. Там сделали бы человека... *** Думала, за ночь поправлюсь. Не случилось. А сегодня ведь обои клеить хотели... без меня никак. Где-то были обезболивающие таблетки... *** Справились. Неделя кропотливого труда, и времянка преобразилась: стены, окна, пол, потолок, да и снаружи облагородили. Хоть и одна комната, а всё-таки видно, что чисто и светло. Возможно, и не зря ты подгонял... Только что-то я совсем расклеилась, таблетки не помогают, на улице жара, а меня знобит, и нога болит адски, практически не вступить. Не понимаю... я ведь всё тогда обработала. Надо полежать, а завтра в больницу... Хотела полчаса подремать, а за окнами уже стемнело. Вот ведь развезло. Нет, надо подняться, ужин так и не сделала, и за водой сбегать, а то с утра даже умыться нечем будет... Не пойму, что со мной. Тело словно ватное, веки набухли, не могу ни на чём сфокусироваться, то и дело проваливаюсь в беспокойную дрёму. С четвёртой попытки прихожу в себя, стараюсь подняться с кровати и чуть не вскрикиваю от боли. Правую ногу будто придавило бетонной плитой. Откидываю одеяло: голень раздуло, в ней что-то тюкает и пульсирует. Дотягиваюсь до аптечки, выуживаю градусник. Ртутный столбик меньше чем за минуту доползает до отметки тридцать девять и девять. Нашариваю глазами тебя. Сидишь на кресле спиной к кровати, экран мерцает порно роликом. - Дим, вызови «скорую»... Твоя рука двигается очень интенсивно, видимо, я вообще не вовремя. - Ладно, ща... пять минут, - отрывисто выдыхаешь, не оборачиваясь. - Дим... Пять минут, конечно, ничего не решат, но меня снова уволакивает в мутную дрёму, и я боюсь отключиться. - Ну, чего у тебя опять случилось? - разворачиваешься со вздохом. Видимо, выгляжу я также плохо, как себя чувствую, потому что ты удивлённо моргаешь и принимаешься активно одеваться. «Скорая» приезжает минут через сорок и сразу увозит в городскую больницу, там на меня орёт уже хирург: - Неделя?! Ты терпела неделю?! Тебе что, жить надоело?! Спустя час отправляют под нож. Местная анастезия, яркий свет и запах лекарства. Неудобно как... взяла и добавила людям работы в ночную смену. Обезболивающее почему-то не берёт, и я во всех подробностях ощущаю движение скальпеля, инструменты под кожей... Хирург то и дело прикрикивает, чтоб я не дёргалась и не совершала лишних телодвижений. Изо всех сил вцепляюсь в край кушетки над головой, пытаясь уменьшить ёрзанье и... ору благим матом нараспев. Не подозревала, что умею визжать на ультразвуке, попутно выдавая такие перлы. Матерящийся дельфин... От этой картинки меня начинает потряхивать истеричный смех. Присутствующие напряжённо наблюдают мои гримасы. Пока ногу бинтуют, стараюсь более менее связно извиниться перед медсестрой и хирургом, особенно пред хирургом. Как раз его-то во время операции я и посылала особенно упорно и в разных направлениях. Стыдно вспомнить, что наговорила незнакомому человеку вдвое старше меня, который в это время пытался помочь... К моему удивлению, врач тихонько посмеивается и уже в дверях бросает через плечо: - Молодец, дочка. Выдержала. *** Целый день уколы: антибиотики и жаропонижающее. Каждая перевязка - как персональная пытка: промывание раны, выскабливание гноя, дренаж... А я то по наивности считала, что на операции отмучилась, и такая боль уже не повториться. Зато быстро усвоила - на процедуры надо ходить с пустым мочевым пузырём, всякое бывает. Медсестра на перевязках - золотой человек. Ей бы памятник при жизни. Дело своё знает на отлично и всегда подбодрит, нужные слова найдёт для каждого. Палата тихая - одни ветхие бабульки с грыжами и аппендицитами, возятся со мной, как с внучкой, носят еду из столовой, фрукты на тумбочку подкладывают. А ведь я им никто, даже почти не общаюсь - ни сил, ни аппетита. От любой еды воротит, пью сладкий чай и сплю почти круглосуточно. Все мои перемещения по больнице происходят в инвалидном кресле, вставать мне нельзя, да и никак. Инфекция, не смотря ни на что, ползёт вверх. К первоначальной флегмоне добавилось ещё воспаление вен и рожистое воспаление кожи. Через десять секунд в вертикальном положении нога багровеет, и начинаются жуткие боли. Ты приезжаешь часто - каждые три дня, но надолго не задерживаешься: поцелуй - пакет с фруктами - десять минут вежливой беседы, и в больничных стенах тебе надоедает. Сложно за это винить, обстановка в палате не самая радостная, а на улице солнце и почти уже лето... *** Моя личная температура устаканивается в районе тридцати восьми. Нездоровая краснота упорно забирается по конечности всё выше. Узнаю, что антибиотики заразу почти не берут, организм не борется. В ответ могу лишь понимающе кивнуть и снова уставиться в окно на бегущих к автобусной остановке людей. Кроме разглядывания пассажиров других развлечений здесь нет. Прошу тебя захватить, что-нибудь почитать, чтоб отвлечься. Ты привозишь Есенина. *** Надоело валяться бревном, беспомощность раздражает. Что за чёрт?! Пару недель назад я носилась как электровеник, а теперь не могу даже сама добраться до туалета, который в ста метрах по коридору. Невольно начинаешь понимать улиток: сто метров - гигантское расстояние. Июнь Вы с хирургом долго курите возле крыльца. Мне он почему-то ничего не говорит, а с тобой поделился. - Всё плохо, - неловко признаёшься ты, вернувшись. Видно, что новость тебя расстроила. Стараешься не смотреть в лицо, бормочешь что-то невпопад и уезжаешь ещё раньше, чем обычно. *** Десять вечера. Пора гасить свет в палате и укладываться, а вокруг меня снуют сердобольные бабульки. Температура скакнула к сорока градусам, до ноги не дотронуться - как перезрелый кабачок. Испуганная медсестра приводит