Сегодняшние газетные телеграммы извещают, что в Сербии Король Александр и Королева, его жена, убиты ночью в постели; Первый Министр и еще разные там перебиты. Войско учинило революцию. На престол вступил Карагеоргиевич. <...>
1 (14) июня 1903. Воскресенье
Приходили из редакции одной газеты спрашивать про рели-гиозность нашего министра Куропаткина: «Слышали-де, что он религиозен, так дайте материал для описания сего». А какой же я материал дам, коли сам ничего не знаю о нем в сем отношении? Да и хороша религиозность: побыл ли он сегодня в церкви? В По-сольстве службы нет — там обычай с праздника Троицы затворять церковь до сентября: мол, дачное время. Думал я, что Куропаткин или кто из свиты придут помолиться с нами — ни единого! Хоть бы из любопытства — как это, мол, читают и поют по-японски. И того нет!
2 (15) июня 1903. Понедельник
Собирались сюда из Владивостока в июне человек сто школь-ников и с ними человек тридцать больших, членов туринг-клуба, посмотреть в Осака выставку, посетить и Токио; подняли тревогу, здесь за них везде хлопотали, чтобы доставить им возможные удобства и облегчения. И вдруг сегодня уведомление, что не будут — не состоялось почему-то путешествие. Хвалилась синица зажечь море, да так и не зажгла.
3 (16) июня 1903. Вторник
У отца Якова Мацуда, в описании им своего путешествия по приходу, говорится, между прочим, как в Касуяма, у Никанора Акита восьмилетняя дочь Мария, совсем на смертном одре ле-жавшая, приобщившись Святых Тайн, неожиданно для врачей и всех быстро выздоровела, что родители приняли как явное чудо
Милости Божией и просили отца Якова отслужить благодарствен-ный молебен.
Отец Николай Сакурай пишет, что в Иванай Петр Сибуя по-жертвовал под Церковь участок земли в 455 цубо*, за который ему бонзы, которых кумирня прилежит к этому участку, давали тысячу ен. Дарственную на имя отца Николая прислал он для хранения здесь, в Миссии. Да благословит его Бог за усердие к Церкви!
4 (17) июня 1903. Среда
Язычник Капано, в прошлом году почти в такое же время принесший 300 ен пожертвования на Церковь, сегодня принес в девяти конвертиках по 10 ен (только в одном оказалось 5 ен, всего 85 ен) на Церковь и вручил это в Соборе Иову Накацука, который доставил мне.
Отец Феодор Мидзуно вернулся с обзора Церкви в Коофу; говорит, что Церковь несколько оживляется после моего уко-рительного письма катехизатору Стефану Тадзима за его безде-ятельность; есть несколько новых слушателей Учения в Коофу и окрестности, которых Тадзима старается приготовить к крещению. Ныне же отец Феодор крестил только двух младенцев и исповедал и приобщил взрослых христиан.
6 (19) июня 1903. Пятница
Является неожиданно Эраст Миясина, в усах, настоящим джентльменом, а бесплоднейший из катехизаторов.
— По какому случаю?
— Мать больна.
— У священника-то спросились?
— Нет, после спрошусь.
— По проповеди у вас такой же застой, как всегда?
Молчит, потом молвит:
— Переведите меня в Токио (теперь он в Каминохиса, у отца П. Сасагава).
— Это чтоб дома жить, ничего не делая, и за это получать со-держание?
— Я буду трудиться.
— Да ведь вы же до сих пор нигде не показали признаков труда.
— Здесь покажу.
— Пусть ваш священник на Соборе выскажет вашу просьбу.
Это первый младенец, крещенный мною в Токио. И жаль его,
и горе с ним.
7 (20) июня 1903. Суббота
Иоанн Игуци, когда-то катехизатор, потом полицейский, убивший жену другого полицейского, чтобы ограбить его, ныне каторжник в тюрьме на острове Эзо в Цукиката-мура, Кабато- гоори, хочет исповедаться и приобщиться. Ведет он себя ныне хорошо, постоянно просит отсюда то христианских книг, то ан-глийских учебников. Но исповедь ему едва ли возможна: по тю-ремным правилам ему можно говорить со священником только в присутствии надзирателя и вслух его. Надо поговорить с отцом Николаем Сакураи, когда он прибудет на Собор — не может ли он выпросить позволение исповедать Игуци без свидетеля и потом приобщить его Святых Тайн.
8 (21) июня 1903. Воскресенье
Приходил Иван Накасима, регент церковного хора в Коодзи- маци и вместе студент японской Консерватории в Уено; держал речь, продолжавшуюся больше часа; я молча слушал. Сущность: «Пение у нас в соборе плохое: переложения Бортнянского все никуда не годятся; учителя пения — Львовский, Обара, Кису — не заботятся о порядочном обучении. Нужно вызвать из России хорошего регента; сделайте это». Мой ответ ему вкратце: «Пе-реложения Бортнянского, быть может, не точны, но не дурны, и исполняются у нас в Соборе порядочно. Вообще пение у нас в соборе можно больше хвалить, чем хулить. Учителя могли бы учить и лучше, но и так, как учат, сносно. Для трех часов в неделю, употребляемых на класс пения, успех, какой есть ныне, достаточный. Больше же употреблять на пение мы не можем, здесь не специальное училище пения. Вы, если можете лучше переложить Бортнянского или других русских композиторов на японское пение, сделайте это. Если выйдет лучше, то все будут рады, и в Церковь можно ввести это. Или же постарайтесь сами произвести что-либо оригинальное. Должно начаться здесь чисто японское церковное пение, как оное началось в России, принявшей сначала греческое. Если сочините что-нибудь удачное, истинно все рады будут. Что до улучшения хорового пения, то образуйте произвольный хор из любителей пения в Семинарии и Женской школе и упражняйте его. Если он станет петь лучше нынешнего соборного, то можно будет ставить его в Соборе на Богослужения. Чтобы вам не мешали образовать произвольный хор и учить его в часы отдыха, не будьте костровы1, а соблюдайте добрые отношения с начальствующими в школах и с нынешними регентами», и так далее.