Но кроме земного Отечества у нас есть еще Отечество Небесное. К нему принадлежат люди без различия народностей, потому что все люди одинаково дети Отца Небесного и братья между собою. Это Отечество наше есть Церковь, которой мы одинаково члены и по которой дети Отца Небесного действительно составляют одну семью. Поэтому-то я не разлучаюсь с вами, братия и сестры, и ос-таюсь в вашей семье, как в своей семье. И будем исполнять вместе наш долг относительно нашего Небесного Отечества, какой кому надлежит. Я буду, как всегда, молиться за Церковь, заниматься церковными делами, переводить Богослужение; вы, священники, усердно пасите подручное вам от Бога словесное ваше стадо; вы, проповедники, ревностно проповедуйте Евангелие еще не познав-шим истинного Бога — Отца Небесного; все христиане, мирно ли живущие дома или идущие на войну, возрастайте и утверждайтесь в вере и преуспевайте во всех христианских добродетелях. Все же вместе будем горячо молиться, чтобы Господь поскорее восстано-вил нарушенный мир. Да поможет нам во всем этом Господь!
Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами! Аминь».
Призвавши Павла Накаи, перевел с ним это; завтра будет от-печатано и разослано по Церквам.
В газетах напечатано, что в Хакодате наши церковнослужа- щие: отец Андрей Метоки, катехизаторы Исайя Мураки и Фе- одор Тоёда, даже престарелый дворник Никита, да, кажется, и все живущие в церковных домах, как русские шпионы (ротан*) выгнаны из домов; в 24 часа им приказано выселиться, — куда? Неизвестно. От наших ни от кого оттуда ни малейших известий, хотя это случилось уже несколько дней тому назад. Спрашивали мы телеграммой у христиан объяснения; ответа нет. На «русских шпионах» положительно помешались эти японцы! Всех христиан записали в шпионы и вот так с ними обращаются по местам! Просто несносно, наконец.
По газетным известиям сегодня японские морские победы несколько уменьшены: у Порт-Артура наши суда потоплены не были, только повреждены. Но как же честят нас в газетах! В сегодняшнем номере «Japan Mail» просто целый ушат помоев, самых грязных и вонючих, опрокинут на Россию! Это-де «такая варварская и такая подлая страна, что ее стереть с лица земли мало! А Япония — да это просвещеннейшая и милейшая из наций!» И как же нас ненавидят, кажется, все народы мира! Италия — и та даже радуется, что японцы разбили русский флот, — а какое зло мы причинили ей? Англичане же не помнят себя от ликования.
Надежда Такахаси, начальница Женской школы в Кёото, прибыла, вызванная несчастьем с ее братом Григорием, которого безвинно засадили в тюрьму как «русского шпиона». Говорила, что в день, когда взяли Григория, больше 30 полицейских разом напали на его дом и обыскали все до малейших подробностей, и, разумеется, ничего не нашли подозрительного или виновного.
Дом этот теперь продается, чтоб иметь деньги нанять адвоката. Так трудом добытое благосостояние невинного человека вконец разрушается из-за глупой подозрительности. Завтра Надежда Такахаси возвращается к своему посту; про школу свою говорила, что в ней 30 учениц, из которых 10 приходящие, а из сих половина язычницы, учащиеся, однако, христианству и поющие в церкви вместе с христианами; про отца Симеона Мии говорила, что он ныне здоров, однако же нервные припадки бывают; про христиан, что все веру хранят, про Кёото, что в нем ни малейшего военного возбуждения, — все так же спокойно, как всегда.
31 января (13 февраля) 1904. Суббота
В четверг я отметил, что «отъезд Посланника был скромен, — точно украдкой уезжает». К счастию, это неправда; из сегодняшних газет узнал, что отъезд, напротив, был торжествен: больше ста человек знати и японской, начиная с придворной, и иностранной было на станции для прощания с ним; букеты были поднесены посланнице и прочим. Я не был на станции, потому что Посланник просил меня не приезжать, когда я прощался с ним в доме; да и куда возиться с хвостом полицейских!
Французский Посланник, господин Harmand, прислал офи-циальное письмо, уведомляющее, что ему поручено охранение русских, пока будет война, и уведомляющее, что «он примет все меры, чтоб не учинено было ничего противного уважению, по-добающему моему сану, что я вполне могу полагаться на него и обяжу его, испрашивая помощи во всякое время, когда оная по-надобится» .<...>