— Какая же, батюшка, еще пропасть больше — шкуру содрать?
— Мало ли какая: может, из дому выгонят и в острог, а там по миру с ручкой.
Иван Сергеевич наложил на отца своего Сергея Афанасьевича контрибуцию в три с половиной тысячи, и отец после того сказал: «Будь ты проклят отныне и до века!» Проклял, а сын был любимый, единственный сын.
Крестьянский труд весь в сбережениях: это не труд рабочего фабричного. И вот сюда, в это самое сердце собственности — удар: враг в нем, вражище действует!
24 Декабря. Всматриваясь в А. М., я нахожу мало-помалу, что за это время он мне нравится больше, чем я себе, я ревную его не к ней, а к самому себе, такому себе, какого теперь, оказывается, нет на свете. Он занят, живет своей общественно-мечтательной жизнью и не делится с ней этим, она одна. В эту Ахиллесову пяту она и направляет все свои стрелы.
Он достиг наконец сознания того, что он делает настоящее дело. Он отдался этому делу, но жена его за это время потеряла надежду видеть в нем героя и стала относиться к нему иронически: упрекать его, что он на собрании, а она одна.
Есть что-то в Успенском такое, что убивает охоту к художественному творчеству, и кажется, в ничтожном виде бывшая попытка...
25 Декабря. Солнцеворот.
Завтра день прибавляется. Керосиновый вопрос решен. Через 3 месяца решится дровяной вопрос, а хлебный в неизвестности.
О нашем русском деле теперь уже можно и предвидеть, чувствуется, что под руками уже есть все, но мешает усталость, (связанность).
Надо взяться за себя, чтобы не пропадало время...
Кажется, сейчас больше дает чтение старого, чем наблюдение настоящего, которое стало однообразным. Успенский как провидец русского несчастия.
Вчера приходила ко мне учительница коммунистка Александра Ивановна и говорила мне, что личность свою надо забыть.
— Личность, — отвечал я ей, — нельзя забыть, в личности заключается и ваш коммунизм, я в своей индивидуальности не более как слуга личности, как же мне ее забыть? Вы смешиваете личность с «личным».
Она не понимала меня и продолжала говорить, что нужно «отдаться». Я же отвечал ей, что уж отдан.
Я всегда чувствовал безнадежную серость русской жизни и какое-то тупоумие культурных работников. Пусть все гибнет, что подлежит гибели и что хочет гибнуть, это гибнет частное, я отделяюсь от него и прославляю жизнь. Я не нуждаюсь в богатстве, славе, власти, я готов принять крайнюю форму нищенства, лишь бы остаться свободным, а свободу я понимаю как возможность быть в себе...
Скажут на это, что и другие так бы хотели жить. Я же отвечаю, что другие не хотят так жить: огромное большинство цепляется за деньги, вторая масса — за власть, третья масса жаждет отдать себя власти. Жить в себе и радоваться жизни, вынося все лишения, мало кто хочет, для этого нужно скинуть с себя лишнее, перестрадать и наконец освободиться.
Задача моя состоит в том, чтобы возбудить других к тому же, хотя это не в том смысле задача, как действие, нет! это мое лишь пожелание, так как при этом легче, скорее, полнее приблизиться к радости жизни.
Мальчику я дал книгу о Египте и спрашиваю, как показалась ему книга — интересная?
— Ничего.
— Понял?
— Все понял: без воды им худо было, и они воду Нила почитали как Бога.
— А у нас из чего худо?
— У нас из земли, и тоже землю почитают как Бога.
Мысли Ивана Афанасьевича.
Победа мужика: сам он ее не сознает, а все-таки победа, то есть трудящемуся человеку, смирному, Бог дал в трудное время кусок хлеба.
Наказание интеллигенции: Ленин был в университете, и Столыпин тоже, и между собою поспорили: я хочу быть царем, я хочу, и Керенский тоже. А нам не все равно, кто царь?
Интеллигенция — и себе враги, и темному люду. Дармоед: всякий, кто не пашет, не сеет, не веет, а живет лучше.
Я Павлиха, я — буржуиха, я — кулак, я — саботажница какая-то.
По понятиям темного массового русского крестьянина интеллигент — это всякий человек, пришедший, во-первых, со стороны (неизвестной родины), во-вторых, он не пашет (не занимается физическим трудом) — не сеет, не веет, а живет лучше. В общем, он не разделяет участи жизни идущей от земли (и фабрики), <зачеркнуто: — Кулак, наоборот, человек местный.>
26 Декабря. — Бедная интеллигенция! — сказал Иван Афанасьевич. — Может быть, заслужила? Конечно, заслужила! — с злорадством продолжал он.
Основное различие народной психологии и интеллигентской состоит в том, что народ трудится в подневольном состоянии, а интеллигент в свободном...
27 Декабря. Интеллигенция, как Прометей, хотела похитить с неба огонь — свободу для народа и теперь за это наказанная, разбитая, растерзанная, в голоде и холоде пропадает в городах.