Есть и в этой жизни хорошее, что потом хорошо вспомнится: это как мы двое с Левой дружно жили…
«Идиот» Достоевского: он может отталкивать (князь Мышкин) от себя, когда представишь себе полного человека: женщина, ребенок и даже просто «обыватель» несут в себе миссию этого полного жизненного человека будущего против уединенной культуры самолюбия современного человека. Если подходить с этой точки к социализму, то тут много правды: этот полный человек у них называется «общественный человек».
18 Января. На рождении Влад. Ростовцева он говорил неистово:
— Что этот Мих. Ив. Черняховский, что Варгунин и т. п. либералы, вечные ворчуны и оппоненты, и разные меньшевики, эсеры — вся интеллигентская слякоть! все заслужили своего униженного положения, все виноваты и жнут то, что посеяли. Я противник большевиков, но не такой, как вы, я бледный противник, я по противоположности стою против, а вы где-то далеко, соль несоленая, теплые люди.
— Мы эволюционисты!
— Никакие не эволюционисты, а просто мещане вы… вы берете готовый процесс, a posteriori[1], объективное, свершение, в нем уже не видно личности, а только якобы закон, и делаете этот «закон» вашим личным богом, спокойным, теплым и несоленым и с этим чужим выступаете против большевиков-революционеров. Так называемая эволюция — это включение личности в склеп.
После месяца торговли, беготни по спекулянтам без отдышки я, наконец, создал себе продовольственный фонд:
16 пуд. картофеля
68 фунт. свинины
15 ф. масла
35 ф. сахару
15 ф. соли
30 пуд. дров
16 мешков навозу.
Теперь сажусь на 2–3 месяца за работу: 1) Собрание сочинений, 2) Обработка дневниковых записей, 3) «Клочки воспоминаний».
19 Января. Приехала баба покупать у меня ротонду. Я выхожу к ней в ротонде и говорю:
— Верх пойдет на платье, подкладка на одеяло, воротник кенгуровый.
— Молью тронут.
— Сама ты, матушка, молью тронута, говори прямо, берешь или нет?
— А что вы возьмете?
— Пять пудов свежины.
— Нет, ежели бы цвет.
— Какой тебе цвет?
— Нёбного цвета ищу ротонду, обожди, а где же у ней рукава?
— Рукава!
20 Января. Флюс. Лихорадка. Логово медвежье. Дезертир с обещаниями (Сергей Александрович Синяев и Семен Андреевич Галкин из Покровского).
Вдруг входит Сытин и говорит: «Получена телеграмма, что блокада снята союзниками».
21 Января. Из-за болезни (зубной) я вовсе отделился от мира, и глухо долетают разные слухи бессмысленные, видно, совершенно уже отделенные от фактов.
Время идет, как при большом пасьянсе, раскладываются: мужики, бабы, спекулянты евреи, дезертиры, эмигранты, — и когда все сложится — неизвестно.
Когда раскладываешь пасьянс, то знаешь этот момент, из-за чего все это делается: когда вдруг начинают складываться и все застывшие карты, пойдут на место, как весенний лед после взлома.
Вот если описывать пасьянс и знать внутреннюю сторону дела (душу пасьянса), то человека, раскладывающего пасьянс, лучше описывать в третьем лице; если же пасьянс незнаком и видна только внешняя сторона, то нужно описывать, как представляется пасьянс лишь со стороны — в первом лице.
Появление Щекина из Москвы и назначение меня в Архив.
Новый свет: первый день — предвестник весны (а зима стоит все сиротская). Самое ужасное в этой совдепии, что ихняя совдепская сеть накинута на самые священные таинственные уголки России и вся Россия со всеми своими медвежьими и раскольничьими заповедными местами лишилась тайны.
Падение Империи было столь велико, что никакой промежуточной партии не может возникнуть, вплоть до пришествия иностранцев.
Москва: салазки, салазки, как муравьи, перебираются, и среди них совдеповский мотор пыхтит и воняет на бензине, на керосине и черт знает чем.
22 Января. Жульничество освобожденного дезертира. Общество холостых поваров.
23 Января. В моем пасьянсе раскладывается «картинная галерея» зверья, а зверье не так, как мы его представляем (по привычке), но зверей истинных, т. е. безумных — они (звери) вообще безумны, — и мы не замечаем, что живем на земле сумасшедших: наши идеалы — это цепи безумия, каше сознание — цепь.
24 Января. Из «Бесов»{19}: «Ничего не будет и проваливаться, а просто все растечется в грязь».
Мы жили, уговорившись между собою в известном числе правил, которые принимались школьными учителями за весь мир и вбивались в головы учеников, эти правила были следующие (сумма их — культура); а мир действительный, исполненный безумия, под ними был, как легенда о звере; мы покорили безумие домашних животных, не замечая того, что безумная воля диких животных переходила в человека и сохранялась в нем до поры до времени: революция — освобождение зверя от пут сознания.