8 июня, понедельник.
Самый жаркий июнь на моей памяти. Не принимайте это всерьез – просто очень жарко. Вчера мы навестили Карин[159]. Еще там была Ирен[160] со своим Филом[161]. Я слишком сонная, чтобы описывать ее, так как встала без четверти шесть утра. Ирен немного располнела, у нее второй подбородок, выразительный нос и «гусиные лапки» вокруг глаз морского сине-зеленого цвета, а еще пристальный взгляд постаревшего человека. Все ее отличительные черты на месте: прямолинейность, откровенность, приверженность идеалам, любовь к приключениям, – но это уже не привлекает, как раньше. В действительности она стала банальной, закостенелой, суровой; голос у нее дерзкий, а черты лица грубые. Ко мне и к «Блумсбери» она отнеслась с настороженностью, зато боготворила Леонарда и считала, что он может быть очень полезен для Фила, и мы оба заподозрили последнего в намерении стать министром иностранных дел при следующем лейбористском правительстве. Мне больше всего понравилось, когда она говорила о греческих крестьянах, – возможно, эта ее сторона еще сохраняет некоторое очарование. Но она все говорит, говорит, говорит; энергично пробивает себе дорогу в какое бы то ни было будущее, хочет, как по мне, наладить связи, стать великой хозяйкой и знать нужных людей, но вместо этого испытывает ужас перед успехом и хочет сохранить Фила неиспорченным. Еще она, по-моему, мечтает оставаться владычицей мужских сердец и немного возмущена тем, что возраст ей этого не позволит и, собственно, уже не позволяет. Она, как обычно, заговорила о Дезмонде и призналась, что ей ужасно хочется «насолить Молли[162] – этому слишком положительному персонажу», а потом чуть было не вывела Л. из себя, спросив его, что он думает о характере каждого политика.
Да, она поизносилась: покрытие сошло, а под ним – холодность и заурядность. Нет нужды говорить, что на меня накатили первобытные эмоции, главным образом от звука ее голоса и вида ее рук, вероятно, напоминающих материнские, но в целом я чувствовала сильную вялость, неспособность поддержать разговор и потому дискомфорт. Я уже молчу про грязный Ист-Энд, шептавшую сиплым голосом женщину и ужасно ухабистый путь домой по раскаленной дороге. Такси не приехало, и нам пришлось две ночи подряд слушать, как добрый и чистый сердцем Фил, принципиальный, способный и атлетичный, допоздна читал Ирен вслух.
14 июня, воскресенье.
Постыдное признание: сейчас утро воскресенья, начало одиннадцатого, а я вместо романов и рецензий пишу дневник, и нет у меня никаких оправданий, кроме состояния рассудка. После написания двух книг просто невозможно сосредоточиться на следующей; к тому же есть еще письма, разговоры и рецензии, и все они распыляют мое внимание. Я не могу успокоиться, взять себя в руки и выключиться из жизни. Написала шесть коротких рассказов, неаккуратно выплеснула их на бумагу, зато довольно основательно, как мне кажется, продумала «На маяк». Обе книги пока пользуются успехом. В этом месяце продано больше экземпляров «Дэллоуэй», чем «Джейкоба» – за год. Думаю, мы дойдем до отметки в 2000 штук. «Обыкновенный читатель» на этой неделе тоже принес прибыль. Пожилые джентльмены пишут мне длинные восторженные письма.
Мощная, грузная, голубоглазая пятидесятилетняя женщина, миссис Картрайт[163] хочет стать преемницей Мерфи, а Мерфи хочет остаться. Как же люди стремятся работать! Какая огромная сила притяжения у очень небольших сумм денег! Но я не знаю, какое мы примем решение и чем будем руководствоваться. Здесь я с неослабевающим, поистине детским обожанием полагаюсь на Леонарда. Пока мы с Ангусом будем изворачиваться и колебаться, Л. спокойно и уверенно решит вопрос. Я доверяю ему как ребенок. Проснувшись сегодня утром, я была немного подавлена тем, что «Миссис Дэллоуэй» вчера никто не купил и что вечером к нам приходили Питер[164], Эйлин Пауэр[165], Нол[166] и Рэй[167]. Для нас это был тяжелый труд, а мне с моим ожерельем из стекляруса за фунт не сделали ни одного комплимента, а еще у меня болело горло и текло из носа, скорее всего из-за погоды, и можно сказать, что я прижалась к ядру своей жизни, суть которой заключается в абсолютном комфорте с Леонардом, и нашла столько радости и спокойствия, что утром я ожила и начала все с чистого листа, почувствовав себя совершенно неуязвимой. Думаю, огромный успех нашей жизни связан с тем, что наши сокровища спрятаны, или, вернее, счастье заключается в настолько простых вещах, что никто не может на него посягнуть. То есть, если человек с удовольствием ездит на автобусе в Ричмонд, сидит на лужайке, курит, вынимает из ящика письма, проветривает шубу из сурка, расчесывает Гризель, готовит мороженое, открывает письма, садится с кем-то после ужина бок о бок и говорит: «Братец, тебе хорошо?», – ну, что может помешать этому счастью? И ведь каждый день полон таких моментов. Если бы мы зависели от речей, денег или приглашений на вечеринки… Это, кстати, напомнило мне об отвратительной вечеринке, которая была на днях у Оттолин. Почему я все время разговаривала с Хелен Анреп[168]? Отчасти потому, что меня немного раздражает обилие молодых людей. Скажем прямо, светская львица из меня никакая. При всем моем тщеславии я становлюсь немного циничной, иначе почему мне так не нравится восхищение Тернеров[169], Китчинов[170] и Гаторнов-Харди? Женщины обычно более отзывчивы. Они создают особую атмосферу. Но гостеприимство Оттолин износилось до дыр. Гости сидели далеко друг от друга, и было ощущение звука тикающих часов, а Оттолин все твердила, что это полный провал, и не знала, как исправить ситуацию.
159
Вулфы провели выходные в Эссексе с Адрианом и Карин Стивен (см. Приложение 1) в их коттедже, который когда-то был постоялым двором.
160
Ирен Ноэль (1879–1956) – дочь и наследница Фрэнка Ноэля из Ахметаги, которого Стивены посетили во время их путешествия в Грецию в 1906 году. В 1915 году вышла замуж за Филиппа Бейкера и взяла двойную фамилию. Их сын Фрэнсис Ноэль-Бейкер родился в январе 1920 года. Еще до замужества Ирен и Дезмонда, по-видимому, связывали некоторые отношения (см. ВВ-Д-I, 27 января 1918 г.).
161
Филипп Ноэль-Бейкер (1889–1982) – выпускник Кингс-колледжа Кембриджа и атлет, участвовавший в трех олимпийских играх; британский пацифист и дипломат; лауреат Нобелевской премии мира (1959) за деятельность по стимулированию разоружения. После Первой мировой войны Филипп принимал активное участие в создании Лиги Наций, а с 1924 по 1929 г. являлся профессором международных отношений в Лондонском университете. Его политическая карьера в Лейбористской партии началась в 1924 году, а пять лет спустя он был избран ЧП Ковентри и работал личным парламентским секретарем министра иностранных дел Артура Хендерсона.
163
Миссис Картрайт заменила Бернадетт Мерфи в июле и работала в «Hogarth Press» до 31 марта 1930 года.
164
Фрэнк Лоуренс («Питер») Лукас (1894–1967) – английский ученый-классик, выпускник Тринити-колледжа Кембриджа, член общества
165
Эйлин Эдна Ле Пер Пауэр (1889–1940) – британский историк экономики и средневековья. В 1925 году она читала курс истории экономики в Лондонском университете.
166
Оливер Стрэйчи (1874–1960) – госслужащий, работавший шифровальщиком в Министерстве иностранных дел, брат Литтона. Одно время он надеялся стать музыкантом. Нол – уменьшительно-ласкательное от имен Олив, Оливия, Оливер.
167
Рэй Стрэйчи (1887–1940) – феминистка, политик, математик, инженер и писательница, борец за права женщин; старшая сестра Карин Стивен и жена Оливера Стрэйчи.
168
169
Уолтер Джеймс Редферн Тернер (1884–1946) – поэт и журналист. Он родился и получил образование в Австралии, путешествовал по Европе, а во время войны служил в артиллерии; его стихи были включены в третий том «Георгианской поэзии»). В 1920 году он был музыкальным критиком газеты «New Statesman», театральным – «London Mercury», а вскоре стал литературным редактором издания «Daily Herald».
170
Клиффорд Генри Бенн Китчин (1895–1967) – британский писатель. В апреле 1925 года Вулфы как раз выпустили его книгу «Развевающиеся вымпелы».