О чем мы говорили? О Томе [Элиоте] и Ситуэллах, об Эдди Марше[287] и леди Коулфакс, и я чувствовала, что мы можем бесконечно обсуждать их, но все это не имеет особого значения. Разумеется, он пригласил меня на ужин, но я из-за головной боли теперь отказываюсь.
3 марта, среда.
У меня тогда немного разболелась голова; эти постоянные боли выматывают. Закреплять флаг на мачте в шторм – именно так я описала работу над романом в письме Вите[288]. Впечатления от моего визита к Герберту[289] и Фреде[290] в Кукхем сильны; очень запоминающийся день. Из их окон видно лысую макушку старого мистера Уоткинса[291], склонившегося над Темзой; два переплетенных деревянных сваи в реке, которые я приняла за журавлей; и какие-то холмы за Марлоу[292]. Они отвезли нас на холмы, и там было странно тихо, светло, пусто и много нераспустившихся цветов. Мы видели дом времен королевы Анны[293] под названием – забыла; такой высокий и отдаленный, с газоном у переднего входа, с широкими аллеями, просторными окнами и женщиной. Что ж, никто не получает большего удовольствия от этих достопримечательностей, чем я; вот только волна удовольствия проходит и оставляет после себя какую-то печаль; красота постепенно стирается из памяти и исчезает, а на Тависток-сквер я ничего подобного не вижу. Да и в духовном плане это было очень интересно. Мне показалось, будто я обнаружила во Фреде настоящего человека, настолько простого и приспособленного к окружающей среде, что почти несклонного к рефлексии. Она ближе к людям, чем я; она находит путь в их сердца, а я не умею. Ее бедра манят мужчин. Но одни впечатления, как обычно, сменяются другими: потерей маленькой перламутровой броши, покупкой за 16 шиллингов шляпки, которая мне совсем не нравится и завтрашним походом на чай к Этель [Сэндс]. Но в чем же я пойду? Недостаток собственной красоты меня сегодня угнетает. Как долго просуществуют старые представления о красоте? Я думаю о людях, которых когда-то знала. Красивы ли они по сегодняшним меркам? Этот вопрос остается без ответа.
В воскресенье вечером Рэймонд устроил костюмированную вечеринку. Меня немного сморило от снотворного, и я задремала, когда к дому № 6 как раз подъезжали экипажи[294]. Но я позавидовала им и поняла, что в общем-то пропустила величайшее зрелище сезона, особенно когда Рэймонд позвонил по поводу моего подарка, экземпляра «Старого Кенсингтона[295]», и рассказал, как прекрасно выглядела Нэнси [Кунард]. К счастью, на чай приходил Лукас, который заявил, что, по его сведениям, вечеринка оказалась ужасно скучной и там было не протолкнуться; это меня утешило. Лукас – Питер, как я должна называть его, – пришел по дружбе, которую, полагаю, немного стимулировала моя похвала в адрес его романа[296]. Он костлявый розовощекий маленький аскетичный священник, такой цельный, здравомыслящий и простой, что его невозможно не уважать, хотя в вопросах литературы мы расходимся во мнениях. Он говорит, что Том и прочие выбросили интеллект на ветер и отказались от души, а настоящими поэтами считает Хаусмана и Де Ла Мара[297]. Я говорю, что поэзия умерла, а Том и прочие пытаются ее воскресить. Ситуэллы, по его словам, просто хотят славы. Они аристократы, отвечаю я, и считают критику дерзостью выскочек из челяди. Он говорит, что в их произведениях в любом случае нет ничего хорошего. А что насчет этого любителя Де Ла Мара, спрашиваю я. Самый очаровательный из мужчин. Ну допустим. С учетом того, что у Питера нет никакой связности, он вечно гоняется за странными существами – золотыми рыбками в мисках, как я их называю. Да, но мы ведь не можем все быть великими поэтами-философами, отвечает он. Во всяком случае, Том не любитель, говорю я. Том читал лекции, и, как мне кажется, не произвел хорошего впечатления в Кембридже[298]. Наедине он рассказывает молодым людям, как в Париже готовят рыбу; опять эта его застенчивость, я полагаю. Однако Питер, на мой взгляд, слишком категоричен в суждениях; в их основе – начитанность и еще тяга к эстетике. У него невыдающийся ум; он не был и никогда не будет личностью, а это, на мой взгляд, самое главное в критике и в любом другом виде писательства, ведь все мы субъективны настолько, насколько это вообще возможно. Но главное – личность.
287
Эдвард Говард Марш (1872–1953) – британский переводчик, меценат, госслужащий, личный секретарь Уинстона Черчилля. Он был известным покровителем художников и поэтов, а также редактором пяти томов «Георгианской поэзии» (серия антологий, в которой представлены произведения английской поэтической школы, сформировавшейся в первые годы правления короля Георга V).
290
Альфреда (Фреда) Мейджор – жена Герберта. Вулфы ездили к ним в деревню Кукхем-Дин в воскресенье 28 февраля.
296
Первый роман Ф.Л. Лукаса (см. 14 июня 1925 г.) «Река течет» был выпущен издательством «Hogarth Press» в октябре 1926 года. Написанный в форме дневника, он, согласно рецензии в ЛПТ от 14 октября 1926 года, выдает
297
Уолтер Джон Де Ла Мар (1873–1956) – английский поэт, писатель и романист, наиболее известный работами в жанрах фантастики и детской литературы.
298
Т.С. Элиот прочел восемь лекций на тему «Метафизическая поэзия XVII века» в Тринити-колледже с 26 января по 9 марта 1926 года. (Они были опубликованы в виде книги только в 1990-х.) По словам Лукаса, лекции Элиота, который ему не нравился, произвели на Кембридж ужасное впечатление.