Выбрать главу

Убит командир роты Петров. Насмешник большой был он. Его, старший лейтенант Боровко - наш комбат, отправил во второй батальон. Там он и убит.

Вчера ночью у меня забрали одного человека в стрелки. Выделил Лозовского - новичка. Но он очень хороший парень и мне жаль его.

В газетах новый гимн вместо интернационала. Тут, конечно, не без влияния союзников.

Написал только что письмо маме.

23 или 26 сегодня? Савостин пишет 23, а я 26.

27.12.1943

Сегодня было две артподготовки, но безуспешных. Только на правом фланге, где участвовали в артподготовке "Иваны Грозные", некоторое продвижение.

Письмо маме уже второй день держу и не могу отправить - не является почтальон.

С болезнью улучшается. Опасения мои напрасны - все-таки избежал госпиталя.

Уже ночь. Печку распалил до предела. Савостин спит, а я решил пописать. Где-то на улице повели немца. Он случайно заблудился и попал к нам, об этом говорили часовые.

27.12.1943

С Савостиным долго беседовал сегодня на бытовые темы. Он все толкует насчет деревни, садика, ручейка, спокойной от сует и трудностей жизни. Жена-хозяйка, даже пусть неграмотная, некрасивая, но здоровая, трудолюбивая.

Я насчет литературы все твердил; он же попробовал отвлечь меня от любви к писанию, уговорить, что я неталантлив, не имею способностей быть писателем. Он даже попробовал сам написать стихотворение, уверяя, что лучше меня напишет, но, конечно, у него ничего не получилось.

Долго еще он внушал мне, что я буду обыкновенным щелкопером, не более, а потому буду испытывать и нужду и лишения. С карандашом за ухом буду стоять в очереди за куском гуся, которого мне не хватит. А у него в это время будет несчитанный запас гусей, свиней и прочих живностей и он не будет бесцельно стоять за последние гроши в очереди.

Позже он пошел на НП. Я топил печь и решил назло ему, Савостину, еще больше писать. Заточил карандаш, приготовил бумагу, как вдруг, прибегают:

- Товарищ младший лейтенант, вас к телефону. - Пошел. Спрашиваю, кто вызывает?

- 89, - отвечают.

- Я вас слушаю.

- Вы что окончили? - Ответил.

- Так вы младший лейтенант?

- Да.

- А стрелковое дело изучали? - тут я решил, что меня хотят отправить в стрелки и сердце мое чуть-чуть екнуло, но потом решил: все равно нигде не погибну, но ответил: "Нет, не изучал, только минометное".

- А не можете ли вы мне посоветовать кого-либо?

- Нет, этого я не могу.

- Очень жаль, а нам нужны стрелковые офицеры.

Позже опять вызвали.

- Щетинин. Вы меня знаете? Слышали меня?

- Да, слышал.

- Так вот, нам нужен корреспондент. Я узнал, что вы можете им быть, и хотел бы вас забрать к себе в редакцию. Вы согласны?

- Да, но я должен быть с людьми, и изучать людей. Я согласен быть вашим корреспондентом, но находясь здесь.

- А так, чтобы вас отозвать для своей газеты совсем?

- Так я не могу. Я должен быть здесь, с людьми.

- Да, но вы, по-моему, уже достаточно с ними ознакомились. Так что если вы согласны, буду договариваться выше насчет вас.

- Я не возражаю.

Пошел к Соколову, рассказываю ему, а в это время телефон в третий раз вызывает. Пошел.

- Суботин, начальник контрразведки. Ящики. Как наладить подсчет, и почему они пропадают?

- Не знаю.

- Так вот, 1986 рублей разобьем на вас четверых и взыщем.

Опять пошел к Соколову. Вдруг снова... "С вещами быть на "Гомеле". Но прежде, чем туда идти - подойдите к телефону". Начали дознаваться, кто вызывает. Выяснилось, что всю эту комедию разыграл Савостин.

Потом он радовался и смеялся, как ловко он меня надул. А погода была к тому же неважная - ходить, грязь месить.

Вечером комсорг Колмагорцев младший лейтенант, весельчак и трофейщик убит. Он полез за телом старшего лейтенанта Петрова, а у того было много трофеев: часы золотые немецкие, трое женских часов, портсигары, цепочки, два револьвера и многое другое. Взяли труп они вчетвером, но вдруг разорвалась мина. Колмагорцев и боец были убиты разорвавшейся миной, а двое других с перепугу забежали аж в другой батальон. Саперы говорят, что труп Петрова был заминирован немцами, и сейчас он еще лежит, не разминированный. Этой ночью должны извлечь мины.

Кипнис, бывший комсорг батальона - убит. Он, еврей, в звании красноармейца сумел быть комсоргом батальона. Но как только прислали сюда лейтенанта - его отправили в роту комсоргом и командиром отделения. Его убила мина и пулеметная очередь. Комсорг-лейтенант обо всем этом мне рассказал.

Ночью выдавали валенки. Бойцы мне получили, но у меня оказались один 39 один 42 размера.

28.12.1943

Сейчас на НП. Пишу письма домой.

Руднев украл бинокль и дал мне. Соколов прослышал от бойцов, что я взял сюда ящик жечь, ругался, что голову оторвет за него. Я не хотел неприятностей и стал искать выход из положения. Руднев пообещал выручить и через минут десять гляжу - тащит ящик. Позвонил Соколову: достали ящик. Ничего. Не ругается больше, удовлетворен.

А пока за письма. Напишу папе и Федоровским.

29.12.1943

Ночь поздняя. Писал рассказ. Немцы совершают временами (по ночам) сильные и беспокойные артналеты, очень короткие. В такие минуты всякий раз я подготавливаю свои вещи - на фронте всяко бывает.

Сегодня достал немного картошки - здесь всюду кучи валяются. Оттепель, и часть оттаяла, но снизу мерзлая. И она хорошей оказалась. Варил, кушал с маслом.

Мы стоим в балочке за Шевченко. Перед нами большущий фруктовый сад его уже на половину изрубили. Нам жалко, печально, но не будешь же мерзнуть и пропадать, щадя сад, и мы рубим его без зазрения совести - люди пропадают и сад жалеть не время. Я сегодня тоже нарубил веток и топил ими целый день. Особенно хорошо идет на топку абрикос.

Ходил на КП батальона, отдал письма и взял газеты.

В районе Витебска прорыв линии фронта по глубине. Взят городок и другие населенные пункты. Много трофеев, пленных.

Черчилль заболел, но пишут - выздоравливает.

Савостина нет. Он вчера показал еще одну сторону своего характера. Я разжигал печку и задремал - он начал вопить. Тогда я заявил: "Топи сам!". Он начал выгонять меня и заставлять замолчать. Мы поругались. Он весьма заносчив, самолюбив и думает, вероятно, что на нем свет стоит, а остальные люди должны вращаться все вокруг. Даже Соколовым он крутит по-своему, неохотно повинуясь его приказам.

30 или 29.12.1943

От тети Ани получил письмо от 8.Х??.43. Это седьмое письмо от нее. От папы - четыре. От мамы - шесть.

Савостин ушел, и я еще написал часть рассказа. Много не удается мешают. То Руднев со своими песнями, то Соколов со скандалом за ящики.

Он очень хороший человек и я напрасно его обидел, не выполнив приказания насчет ящиков - сжег один, а с него высчитывают. Трое суток домашнего ареста, говорит, даст мне с занесением в личное дело. А может и не занесет, не даст ареста?

Сюда перешел Чернявский со своей ротой.

Газет еще не получал. Сейчас напишу несколько писем, а потом продолжу. Бумаги у меня очень мало. Дневник кончается, и даже писем не на чем скоро будет писать.

31.12.1943

Передовая. КП стрелковой роты. Тесно, хотя блиндаж очень большой. На дворе слякоть, грязь, но ветер холодный, и я пришел сюда. Замерз, особенно ноги. Тут младший лейтенант Подбельский, Маслаков, Рогачев.

Подбельский был, оказывается, уже в плену, в штрафбате, и после плена звание младший лейтенант носит уже более года. Так он рассказал мне, в ответ на вопрос, не с одних ли мы курсов.

На Житомирском фронте, где действуют войска 1-го Украинского фронта большие успехи. Взяты Коростень, Черняхов, Сквира и 250 других населенных пунктов. В районе Запорожья наши войска прорвали фронт, овладели островом Хортица на Днепре, пригородом Запорожья на правом берегу Днепра. Заняты еще населенные пункты. Много их. Для нас это наступление играет немаловажную роль. Если там хорошо нажмут, то фрицы могут попасть в окружение. Прямая угроза нашим прямым противникам.