Вторник, 14 апреля 1981
Крестил вчера внука Юры Степанова, "однокашника" по корпусу. Смотрел на него и думал, что вот все эти пятьдесят лет, прошедшие с тех пор, что мы жили под одной крышей, одной жизнью, он жил – и недалеко, рядом, но совершенно независимо, отдельно от меня. Потом жизнь свела на два часа, года два тому назад, на свадьбе его дочери и теперь еще раз – на крестинах, и это все…
Пятница, 17 апреля 198 1
Сегодня утром проводили в Москву (!) Сережу со всей его семьей. Я ставлю восклицательный знак, потому что не могу привыкнуть к тому, что мой сын живет и работает в Москве…
Последний день Великого Поста. "Заутра Христос приходит воскресить умершего брата…."
Страстной понедельник, 20 апреля 1981
Службы Лазаревой субботы и Вербного воскресенья прошли как-то особенно радостно. В Вербное до Литургии крестили маленького Эндрю Дрил-лока. И этот "Апостол всех Апостолов": "Радуйтесь… и паки реку, радуйтесь…" Действительно – Царство Божие "среди нас", "внутри нас"… Но почему – помимо минутной радости – все это не действует ! Сколько кругом, совсем близко – злобы, взаимного мучения, обид, сколько – можно без пре-
1 "пригородных" (англ.).
2 Книга "Евхаристия. Таинство Царства".
3 Так что как Бог решит (англ.).
4 Очень просто (англ.).
увеличения сказать – скрытой violence. Чего человек хочет, жаждет – больше всего, чего не получая – превращается в "злого" и – получая это – оказывается ненасытным? Признания , то есть "славы друг от друга". Быть для другого, для других – чем-то : авторитетом, властью, объектом зависти, то есть именно – признания , вот, мне кажется, главный источник и сущность гордыни. И именно эта гордыня превращает "ближних" – во "врагов", именно она убивает ту радость, к которой призывает нас вчерашний Апостол.
В Церкви – потому что она "микрокосм" и, главное, потому что она призвана являть в "мире сем" новую жизнь, то есть жизнь, источник, сущность которой не гордыня, а любовь (к "врагам"), – все это особенно очевидно. Вне Церкви, в "мире сем", гордыня, как и смерть, как и власть, как и "похоть" – узаконены и для них, так сказать, найдены формы, их как бы "сублимирующие", превращающие в phaenomenon bene fundatum1 . Отсюда в наши дни, например, эта возня с "правами" и с "демократией". Главная движущая сила этой возни совсем не "свобода", как это принято думать, а уравнение . Это – страстное отрицание иерархичности жизни, защита совсем не права каждого быть "самим собой", а подсознательное утверждение, что, в сущности, все – то же самое и, значит, нет на самом деле "первых", нет незаменимых, единственных, "призванных". Американские писатели и поэты, например, подрабатывают тем, что преподают в университетах "creative writing"2 . Тут поразительна – до смешного – сама идея, что любого человека можно научить быть Шекспиром, достаточно только научиться у "эксперта".
И все же в падшем мире, "во зле лежащем", и права эти, и демократия оказываются относительным добром, относительной регуляцией той вражды всех против всех, что является, на глубине, законом мира сего. Зло они только в ту меру, в какую исчезает понимание их "относительности" и они обожествляются. Добро они, иными словами, только по отношению к тому злу, которое они регулируют и, так сказать, "ограничивают" в его всесилии. Так, они – добро в тоталитарном государстве или расовом, но они сами превращаются в зло там, где они побеждают и становятся "самоцелью", то есть идолом. А становятся они идолом всякий раз, что, переставая быть защитой слабых , становятся орудием уравнения и тем самым – духовного расчеловечивания, в конечном итоге "гордыни"…
В том-то и все дело, однако, что к Церкви все это абсолютно неприменимо. Ибо она не знает никакого иного "закона", кроме закона любви или, лучше сказать, кроме самой любви – отрицанием, оскудением которой, отпадом от которой и является гордыня ("похоть плоти, похоть очей и гордость житейская…"3 ). Любви как Божественной жизни. А в этой Божественной жизни нет гордыни. Отец есть всегда Отец, но все отдает Сыну, Сын "не претендует" на "право" быть Отцом и есть вечно Сын, а Дух Святой – сама Жизнь, сама Свобода ("дышит где хочет…"4 ) – есть Сама Любовь Отца к Сыну, Сына к Отцу, сама Божественная самоотдача и послушание. Эту любовь дарует, ей приобщает Бог человека, и это приобщение есть Церковь. И потому в ней нет
1 обоснованное явление (лат.).
2 "писательство" (англ.).
3 1Ин.2:16.
4Ин.3:8.
никаких "прав" и с ними связанного уравнения . Нет уравнения, и потому нет "сравнения" – этого главного источника гордыни . Призыв к совершенству, обращенный к каждому человеку, есть призыв найти самого себя , но найти не "по сравнению" и не по "самоанализу" (в чем мой potential1 ) – а в Боге. Отсюда парадокс: найти себя можно только потеряв себя, и это значит – отождествить себя до конца с "призванием", с замыслом Бога о себе, но раскрываемом не в "себе", а в Боге…
Любить Божьей любовью . И себя, и других… Как нужно было бы – в наш век почти полного непонимания любви – поглубже вникнуть в радикальную "особенность" Божьей любви. Мне иногда кажется, что ее первая особенность – это жестокость . Это значит – отсутствие в ней той "сентиментальности", с которой уже давно отождествил ее (и потому – само христианство) "мир сей". В любви Божьей нет обещания "земного счастья", нет и заботы о нем. Или, лучше сказать, оно целиком подчинено обещанию и заботе о Царстве Божьем, то есть о том абсолютном счастье, для которого создал, к которому призвал человека Бог. Отсюда первый, основной конфликт между любовью Божьей и падшей любовью человеческой. Отсечь руку, вырвать глаз, оставить жену и детей, идти узким путем и т.д. – все это так очевидно несовместимо с "житейским счастьем". Именно от всего этого в ужасе отшатнулся "мир сей", этого не захотел, это возненавидел. Но – и это самое важное – отшатнулся тогда, когда в самой Церкви что-то переменилось, что-то "отшатнулось". Что? В этом весь вопрос. Но об этом, как говорят в таких случаях, – в другой раз… Надо идти в церковь, "включаться" в Страстную неделю…
Великий вторник, 21 апреля 1981
Что потеряло христианство, прежде чем "отшатнулся" от него им вскормленный мир и начал свой суд над христианской верой? Оно потеряло радость , но опять-таки не радость "природную" (как и природную любовь), не радость-оптимизм, не радость от земного счастья, а ту Божию радость, о которой Христос сказал, что ее никто не отнимет от нас. Только эта радость знает, что любовь Божия к человеку и миру не жестокая, знает же потому, что сама от того "абсолютного" счастья, для которого создал нас Бог. Христианство (не Церковь в своей мистической глубине) потеряло свое эсхатологическое измерение, обернулось к миру как "закон", "суд", "искупление", "мздовоздаяние", как религия "загробного мира", в пределе – запретило "радость" и осудило "счастье". И тут нет различия между Римом и Кальвином, мир восстал против христианства во имя земного "счастья" – и все его вдохновение, вся его мечта – утопии, идеологии и т.п. – нужно ли доказывать это? – в сущности своей суть "земная эсхатология". Парадокс истории христианства: перестав быть "эсхатологичным", оно сделало "эсхатологичным" – мир! Ибо, horribile dictu2 , прав Набоков: "мир создан [в день отдыха]"3 ("и хочется благодарить,
1 потенциал, скрытые возможности (англ.).
2 страшно сказать (лат.).
3 Из книги "Другие берега", гл.14.