– Думаешь, справишься? – спросил я с сомнением. Это крепкие парни. Та сумма, которую мы запросили, заставит прислать целый батальон первоклассных адвокатов, и те устроят прессинг.
– Не волнуйся, – сказал Борис, – славянский темперамент подойдет лучше, чем англосаксонский. Надо в делах с американцами быть грубоватыми и хитрыми, как Сталин с Рузвельтом. Положись на меня, я хорошо знаю американцев.
Я рассказал Борису о моих планах относительно Фрэнка Смоллета. Как только будет достигнута договоренность с издателями, те опубликуют сообщение, что у них есть дневники Л. П. Берии. И тут я сведу Татану и Смоллета. Она поведает историю о том, как была изнасилована Берией в возрасте двенадцати лет. Потом ей придется исчезнуть.
Таким образом, в качестве доказательств подлинности дневников у нас будут письменное свидетельство Ласло и публичное заявление Татаны. Ни то, ни другое не может быть окончательным доказательством, и является несостоятельным с точки зрения закона, но будет достаточным для того, чтобы убедить издателей. Теперь все зависело от способностей Бориса. Я был согласен с ним, что русскому скорее удастся уговорить издателей, чем мне.
Было обеденное время. Борис остался в кафе, а я пошел к Татане. В ее комнате царил полумрак. Татана стояла в двери в прозрачной ночной рубашке и жмурилась от света, проникающего из коридора. Увидев меня, она крепко прильнула ко мне, закрыла дверь ногой и увлекла меня в постель. – Делай со мной все, что хочешь! – сказала она. Через секунду мы лежали в тесном объятии. Сплетение рук, ног… Она то плакала, то смеялась, металась на подушке, колотила сжатыми кулаками по постели и наконец выдохнула восторженно: – Нет, лучше этого еще не было!
Такой я ее еще никогда не видел и подумал, что возможно у нее с Борисом все было не так прекрасно, как он пытался изобразить.
Рассказав ей о встрече с Ласло, я вытащил конверт с тысячей долларов, который тот отказался принять, и щедрым жестом вытряхнул перед ней банкноты на подушку. – Это маленький подарок. Я сказал это по-французски.
Она смотрела широко раскрытыми глазами на деньги:
– Ты хочешь сказать, что это все мне?
– На том условии, что ты пригласишь нас пообедать в ресторан.
Она взяла конверт.
– Ты придешь ко мне ночью, Том? Пожалуйста!
– Конечно, – ответил я, чувствуя, что понимаю ее не лучше, чем прежде.
Часть пятая
Выбирая врагов, проявляйте особую осмотрительность.
Барвиха, Московская область, октябрь 1952 г.
Держусь подальше от съезда, так как вижу, к чему идет дело. Политбюро распустили и учредили Президиум, в который вошли по меньшей мере человек шестнадцать, убожества и лакеи, которые смотрят Хозяину в рот и выполняют его малейшие желания. Похоже, он собирается избавиться от нас и начать все сначала – с новой партией и новыми идеями.
Но самое плохое – постоянно звучащая на съезде тема: отсутствие бдительности. Каждый выступающий кретин провозглашает с трибуны об отсутствии бдительности. Бдительность и террор. И, конечно, евреи. Евреи – везде. Это микробы общества, безродные космополиты, сионисты, саботажники, верные Израилю. И кто же позволяет этим микробам плодиться? Ну конечно же, служба безопасности! Уже поговаривают, что я не только «защитник евреев», но и сам еврей.
И еще неприятность. Этот одиозный Поскребышев вновь появился на сцене. Выступил на съезде, а Хозяин сидит в четвертом ряду и аплодирует ему вместе со всеми. Года три назад мы этого П. хорошо проучили. А теперь, возможно, сам решил пошутить со мной – заставил этого горбатого наемника высказывать сомнения уже в моей лояльности. П. сам бы до этого не дошел – уж очень труслив.
Но меня трудно победить. Старая лиса не раз пытался это сделать, особенно во время менгрельского дела. Заменил надежного Абакумова этим скользким червяком Игнатьевым. А я пока все равно жив и не бездействую.
Бдительность и террор. Пусть смакуют это на съезде. Болтуны. Уж кому эти слова знакомы не понаслышке, так это мне!
Барвиха, Московская область, октябрь 1952 г.
Из Праги плохие новости. Если бы не моя верная Нина, я бы не выдержал. Даже Р. Сланский сломался и признался в самых диких преступлениях. И это в стране, которая притязала на демократию, и где нет наших частей!
Всегда считал себя правой рукой Хозяина в таких проделках. Но об этом чешском деле ничего не знал.
Конечно, всю подготовительную работу провел этот хитрый армянин, Микоян, а выполнил Лихачев, которого я в глаза еще не видел и который, говорят, у Хозяина в кармане. Чехи, конечно, оказались не такими крепкими, как Костов или Иосиф Тито.
Похоже, Хозяин хватил через край, задумал вторую «ежовщину» – последнюю шутку не только над партией, а над самой историей. В Праге даже вынудили этого мальчишку, сына обвиненного, написать в «Руде Право» письмо, где он требует казнить отца – «моего злейшего врага». Такая грубая работа и в такой цивилизованной стране как Чехословакия! Террор это одно, а глупость другое. Похоже, в ходу второе, и мне надо быть наготове.
Занимаюсь личным составом. Рафик представил полный отчет о наших возможностях. Силы специального назначения в составе трехсот тысяч человек с опытными командирами, на которых я могу положиться, так как они знают: если сметут меня, сметут и их.
Двести пятьдесят тысяч конвойных и железнодорожных войск, более трехсот тысяч пограничных и еще тысяч двести охранников, агентов и прочих служащих МВД, семь вооруженных дивизионов в районе Москвы, два под Ленинградом и четыре на Украине.
И это против пяти миллионов сухопутных, воздушных и морских сил, преданных правительству. (Я хотел вызвать маршалов и генералов и арестовать их по прибытии, но передумал делать это, пока Сам жив).
Приказал Рафику подтянуть технику и войска поближе к Москве, прикинул возможности ухода на Запад. Поскольку пограничные войска в моем ведении, это будет несложно. Лучше всего подойдет воздушный транспорт, и я решал, какая страна окажется наиболее благоприятной: Финляндия, Западная Германия или даже Турция и Персия. Самая главная сложность – пограничные заслоны с той стороны, так как я ни за что не стану предупреждать никого заранее.
Однако, все это оставляю на крайний случай, а сейчас еще можно сражаться.
Москва, январь 1953 г.
Вчера «Правда» опубликовала список врачей, профессоров, обслуживающих кремлевскую больницу, пятеро из которых евреи. Их назвали «убийцами в белых халатах» с легкой руки Хозяина. Их обвинили в отравлении этих алкоголиков, Жданова и Щербакова, и половины Генштаба – разумеется, по приказу западных спецслужб.
Все девятеро, конечно, сознались. Все это дело провел Игнатьев с помощью Рюмина. Игнатьев, конечно, изрядно струхнул, когда Сам приказал: «Бей, бей их до тех пор, пока не признаются, а то сам останешься без головы!»
И странно, Хозяину все это сходит с рук. То, что свои молчат, это понятно, но неясно, почему на Западе принимают его вранье, эти лживые объяснения.
По утрам приносят почту, и я каждый раз изумляюсь реакции на Западе. Хуже всех французы. И не только старые партийцы, а настоящие французские интеллигенты. Жадно глотают все, что им преподносят. Что за люди! Их хлестал Гитлер, а теперь они простерлись ниц перед Хозяином!
В другое время я был бы в Кунцево и перебрасывался бы по этому поводу шуточками со Стариком. Но теперь не до того. Стоит расслабиться – и я окажусь самым злостным предателем и еще неизвестно, какие преступления Старик мне припишет!
Барвиха, январь 1953 г.
«Правда» восторгается по поводу Тимашук, которую наградили орденом Ленина. И во всех статьях чувствуется перо Самого, изрыгающего проклятия на «трижды проклятых врачей-убийц».
Но хуже всего – ежедневные призывы покончить с «мерзкими шпионами и тайными врагами», покончить с недостатком «бдительности в наших рядах». Только дурак не поймет, что все это значит!