– Да. Мискин сказал, что он хорошо говорил по-немецки со своим адвокатом.
– Ладно, прикажу своим людям прощупать его со всех сторон – в Швейцарии, Австрии, Западной Германии, Англии. Ничего особенного – просто проверка личности. Мы часто это делаем. – Он достал записную книжку.
– Где вы встречаетесь с ним в субботу?
– Отель «Дюлак», Вевей, в полдень. Он должен был позвонить сегодня в четыре дня Мискину. Уточню, откуда он звонил. Возможно, он открыто живет в отеле.
– Не исключено, – сказал Сэнгер. – Если он любитель. А если он профессионал – дело может оказаться запутанным и иметь далеко идущие последствия не только финансовом, но и политическом отношении. Это может быть попыткой дискредитировать нынешние просталинские силы в СССР или даже подорвать мощь советского блока. Прошлые связи с Берией могут означать политическую смерть для многих важных деятелей в СССР. Поэтому, всем кто имеет отношение к этому делу, нужно быть очень осторожным.
Он помедлил, бросив поверх трубки на Уитмора взгляд, полный сомнения. Политические взгляды старика были безнадежно консервативными, и различия между соперничающими группировками в стане коммунизма были недосягаемы для него.
Уитмор, кажется, сам это понимая, сказал извиняющимся тоном:
– Я бизнесмен, а не политик. И не в состоянии оценить международное значение документа. Но сделать это необходимо, нужно тщательно взвесить все за и против. Я имею дело с фактами и цифрами, а они довольно однозначны – три миллиона утром в понедельник. В чем я сейчас нуждаюсь – это новые факты. А что, если попробовать банковские счета? Если мы его не сможем выследить до назначенного срока, быть может, стоит держать его на мушке после публикации? Сэнгер был занят трубкой:
– Взять под прицел счета в швейцарском банке – значит вторгнуться в святая святых. Ты же знаешь их принципы: клиент всегда прав, если исправно платит проценты.
– Я думал, швейцарцы относятся к нам с пониманием в этом вопросе. Были же случаи, когда они раскрывали тайну вкладов.
– Верно. Но это бывает в исключительных случаях и только по решению Верховного суда. В нашем случае, даже если мы докажем, что был совершен подлог, вряд ли мы добьемся изъятия денег, если конечно Грегори или его сообщники не окажутся американскими гражданами.
– О'кей. Но Грегори ведь должен сначала открыть счет?
Сэнгер кивнул.
– Что для этого нужно?
– Деньги. Как и в любом банке – только в швейцарском это сделать проще всего.
Уитмор нетерпеливо повел рукой:
– Слушай, Майк, не делай из меня дурачка. Я говорю о формальностях: установление личности вкладчика и прочее. Он же не гуляет по белу свету с кучей документов за пазухой!
Сэнгер невозмутимо попыхивал трубкой:
– Упомянул ли он какой-нибудь конкретный банк?
– Фолькскантонель, в Цюрихе. Он имеет филиал в Нью-Йорке.
– Я знаком с этим банком. Мелкая контора, у них еще не было дел с изъятием.
– Итак, что нужно Грегори для идентификации своей личности?
– Простое рекомендательное письмо на его имя, которое он предъявляет в присутствии адвоката.
– Одно имя – Грегори – и все?
– Да пусть хоть Иосифом Сталиным назовется, им все равно. Важен номер счета, а не имя. Просто Грегори – и они все сделают.
– А твои контакты с ЦРУ не могли бы помочь?
Сэнгер рассмеялся.
– Ради бога, их надо держать подальше, а то они перехватят сделку и все испортят. Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, Чак, у меня условие – никаких дел с этой компанией.
Уитмор выглядел расстроенным.
– Похоже, у меня нет выбора?
Сэнгер выбил пепел из трубки.
– У меня есть два очень способных человека в Женеве и Вене. Думаю, сегодня мы вряд ли что успеем, а вот завтра у нас уже кое-что будет на Грегори, если это его настоящее имя. Мы возьмем под контроль этого Мискина, как только приземлится. Каким рейсом он летит?
Уитмор сообщил ему.
Сэнгер закрыл записную книжку, и они встали.
– Сейчас позвоню Мискину, – сказал Уитмор. – Вдруг он знает, где остановился Грегори.
Он вернулся через пару минут, еще более хмурый.
– Ничего. Грегори звонил из Анесси, Франции. Кажется, он переезжает с места на место, если верить Мискину.
Сэнгер кивнул, они пожали друг другу руки.
– Пока, Чак. И не переживай. Положись на меня. Я позвоню, если будет что-нибудь интересное.
Сэнгер позвонил Уитмору на следующий день около пяти:
– Я не обнаружил никого по имени Грегори ни в одном из отелей и пансионов Швейцарии, никто также не зарегистрировал места на предстоящий уик-энд. В других странах та же картина.
Уитмор недовольно буркнул.
– А у тебя есть что-нибудь новое, Чак?
– Ничего.
– Ладно. Я буду звонить, Чак.
Уитмор долго сидел, уставившись в стол. Полчаса назад он отдал Мискину окончательное распоряжение: только десять процентов от общей суммы – триста тысяч долларов – должно быть выплачено Грегори в момент подписания сделки в качестве месячного залога в обмен на дневники. Уитмор рассудил, что этого времени будет достаточно для проверки материала и окончательного решения дела. Контракт гласил, что по истечении тридцати дней издательство «Бурн» имеет право отказаться от обязательств, если появятся серьезные доказательства подделки материала. В течение этого срока Грегори не должен предлагать рукопись никому другому.
В глубине души Уитмор не радовался сделке. Прежде, когда издательство выпускало одну доходную книгу в год, все бывали довольны. Да и политика не была их профилем, разве что древняя история. А дневники товарища Лаврентия Павловича Берии не относились к этому жанру.
Трансатлантический лайнер, на котором летел Сай Мискин, приземлился в Женеве в субботу в 10.20 утра. Пьер Жардо из Федеральной полиции дождался посадки самолета и поспешил к турникету, где старший офицер отдела иммиграции легким кивком головы указал Пьеру на интересующий его объект.
Мискин сошел с трапа бодрой походкой. Он опохмелился в самолете, чисто выбрился и теперь был готов к любым выходкам Грегори. Он прошел таможенный и иммиграционный контроль без осложнений, так как его багаж состоял из легкой сумки и кейса. Вскоре он ехал в такси вдоль озера в Лозанну.
Мискин был напряжен, но бодр. Даже погода, казалось, сопутствовала успеху: воздух был особенно чист и прозрачен после удушающей жары Манхэттена. Вевей благоухал цветами, сверкал чистотой улиц, было только 11.30. Он оставил сумку у администратора и выпил кофе и мартини в баре. У него был заказан номер в отеле «Берге» в Женеве и обратный билет на ночной рейс.
В отеле «Дюлак» он поднялся в номер 96. Дверь открыл приземистый крепкий человек с черной бородой:
– Мистер Мискин! Вы вовремя. Заходите!
– Мискин не сразу узнал его. Тот Грегори, которого он знал, был одет в такой же потертый костюм, вот только борода у него была другая. Тоже фальшивая. Мужчина потел, и борода начала отклеиваться. Мискин не знал, стоит ли ему сказать об этом. Вести переговоры с Грегори было трудно вообще, а в этих обстоятельствах все могло обернуться трагикомедией. Мискин боялся, что начнет смеяться, а смех при ставке в три миллиона был совсем неуместен.
Он и слова не успел вымолвить, как Грегори схватил его за рубашку и указал па мужчину у окна:
– Вы, конечно, знаете Герра Детвайлера? У насесть шампанское. Или вы предпочитаете виски? Я сам пью зубровку. Это польская водка, очень стимулирует в это время суток! – Он неуклюже суетился вокруг Мискина.
Детвайлер не торопясь встал с кресла, протянул руку:
– Рад видеть вас вновь, мистер Мискин. Хорошо долетели?
– Прекрасно. – Мискин сверкнул зубами в улыбке. – А у вас все в порядке?
Грегори подошел к столику, где стояла во льду открытая бутылка шампанского.
– Все превосходно! – воскликнул он с ужасным акцептом.
– Вам налить шампанского? – предложил он вновь и, не дожидаясь ответа, наполнил бокал, расплескивая пену. Вино лилось через край бокала, когда он вручил его Мискину, затем подлил себе из желтовато-зеленой бутылки, которая, как успел отметить Мискин, была уже почти пуста. Адвокат усадил Мискина в кресло.