И тут Зяма встрепенулся, швырнул пустую бутылку из-под пива в костер, схватил металлоискатель и начал ходить вокруг. Я улыбнулся, но, все же старался подсказывать Зяме, как лучше держать прибор, и где есть смысл светить – под кустами, возле деревьев. Он скрылся за деревьями и только издалека на весь лес раздавался звук от металлоискателя. Я собрал наши вещи, затушил костер и пошел к Зяме. Он был полон энтузиазма, копал каждый сигнал. Ему попадались водочные пробки-«бескозырки», алюминиевые банки от «Кока-Колы», ржавые гвозди и мелкие осколки от мин и снарядов. Вдоль Минского шоссе в 1941 году шла война, а по параллельному Можайскому шоссе в 1812 году на Москву наступала Великая армия Наполеона. Названия Дорохово, Тучково, Крымское и Наро-Осаново – это все топонимы, связанные именно с Отечественной войной 1821 года. Вот мы с Зямой вышли на какие-то огромные ямы в лесу. Судя по размерам и расположению, это были укрытия для техники и лошадей. Только вот было непонятно, относятся они к осени 1941 года, или это уже более позднее фортификационные сооружения 1942-го и последующих годов. Мы стали ходить вдоль ям, спускаться в них и все время прозванивали прибором каждый метр земли. Железа нам попадалось много, это были остатки больших металлических бочек, куски рельс, ржавые бидоны, несколько раз попадались подковы. Зяма очень обрадовался подковам, «На счастье, на счастье!», – твердил он. Но мне не нравился сохран металла: вода подходит к поверхности земли очень близко, и каждая стальная или железная вещь буквально обрастает в земле комом ржавчины. На многих предметах процесс ржавения доходил до того, что они истончались очень сильно, и было очевидно, что это уже совершенный мусор. В таком грунте только предмет из цветного металла мог бы сохраниться в приемлемом виде, о чем я тут же сообщил Зяме. Мы переключили металлоискатель на режим «цветной металл» и пошли дальше вдоль Минского шоссе. Шли мы, шли, и было нам весело. Зяма рассказывал анекдоты и пел матерные частушки, временами переходил на серьезность, когда у него что-то звенело. Мы вместе проверяли сигнал, как обычно, оказывавшийся водочной пробкой или фольгой от пачки сигарет.
Но тут Зяма как-то поотстал, а я прошел чуть дальше и увидел живописные старые дубы. А рядом с ними были стрелковые ячейки по 1941 году. В этот момент металлоискатель у Зямы загудел как-то по-особенному – длинно, протяжно. Зяма проходил между кустами и в этот момент практически оперся металлоискателем на землю, чего делать не следовало, чтобы не сломать штангу и не испортить весь прибор.
Металлоискатель гудел, Зяма провел над этим местом снова – долгий сигнал повторился.
– Что там, цветник или черный? – поинтересовался я у Зямы.
– Стоит на всех металлах.
– Ну, тогда копай, – констатировал я, поскольку такой длинный сигнал на режиме «все металлы» может обнаружить и цветной металл. Зяма начал водить металлоискателем над этим местом, вой прибора раздался на весь лес.
– Хватит гудеть, голова болит, – прервал я его бессмысленные действия, – копай!
– Что, действительно будем копать? – он в последний раз задал вопрос, понимая, что больше отлынивать от работы не получится.
Вместо того чтобы продолжать пререкания с Зямой, я воткнул лопату рядом с тем местом, где был сигнал, и нажал на черенок. Земля с натягом вырвалась аккуратным квадратным комком, на дне которого лежал какой-то зеленовато-белесый диск довольно большого диаметра. Он был заметно больше крышки от пива, больше современной монеты.
– Монета! – вскричал Зяма после некоторой паузы.
Я схватил предмет из ямы и достал, поднеся к нашим глазам. На самом деле это была монета, причем такая, какой я раньше никогда не видел. По ребру у нее из-под толстого слоя зеленой патины виднелось рифленое ребро. Это рифление было в форме сетки. Что это за монета, так и не было понятно. Мы с Зямой начали по очереди плевать на монету и тереть ее стороны перчатками. Постепенно из-под зеленой патины стали вырисовываться силуэты. С одной стоны были какие-то вензеля, корона и буквы, на другой стороны мы стали узнавать изображение двуглавого орла и номинал «5 копеек». Вот как! Это была монета достоинством пять копеек, самая настоящая! Мы стали тереть дальше, и когда стерли почти всю рыхлую зеленую патину, то увидели год чеканки – 1783 и вензель Екатерины Второй. И рядом с гербом были буквы – ЕМ. Это была наша первая с Зямой настоящая находка: дореволюционная монета, с царских времен, из эпохи царствования императрицы Екатерины Великой.