Мы остановились, мы сели, мы стали осмыслять наши ощущения. Зяма вдруг протрезвел, стал серьезен, и его лицо совсем переменилось.
– Я ехал покопать и развеяться, а тут такое.
– В нашем занятии нужно быть готовым ко всему и не лениться!
– Да я не ленюсь, просто в последнее время все из рук валится…
– Ну ничего, теперь ты наконец удостоверился, что это не просто дурацкое занятие, а на самом деле можно найти монеты. Хоть одна монета – не клад, но без металлоискателя мы бы никогда не нашли ее.
– Согласен, прибор – отличная вещь!
Так мы с Зямой обсудили нашу удачу, а потом стали осматривать местность вокруг. Зяма остался сидеть на пенке, по случаю находки он открыл последнюю оставшуюся бутылку и выпил за здоровье кладоискателей.
А я взял прибор и пошел проверить стрелковые ячейки с 1941 года. Рядом с ними были гильзы от трехлинейки, я также нашел молоток, чуть поодаль у старых дубов откопался полусгнивший серп, и больше тут не было ничего.
Монета, которую мы нашли, оказалась ровно на двести лет старше Зямы. Он так бережно гладил ее и изучал обводы двуглавого орла, что я решил не претендовать на нее.
– Молодец, что нашел, это твоя удача и успех, – мне хотелось так воодушевить Зяму, чтобы он проникся копательством и снова ездил со мной, как это было прошедшим летом, как мы хотели ездить все предыдущие пару лет.
– Да, монету нашел, а девушку потерял, – вздохнул Зяма, и я не поверил его словам.
Я начал выуживать из него слово за словом, и оказалось, что они с Юлькой недавно расстались. Точнее, она ушла от него, и он теперь не находил себе места. Вот почему он и решил позвонить мне, чтобы развеяться на природе после такой тяжелой личной драмы. Я постарался его поддержать, мы долго еще обсуждали, как это могло произойти.
Копание дальше как-то не клеилось, да и после монеты ковыряться в гильзах и осколках уже совершенно не имело смысла.
Мы еще раз перекусили разогретой тушенкой, погасили костер, закопали обожженную консервную банку в костровище и пошли в направлении станции. Сначала мы вышли на Минское шоссе, и через пятьсот метров справа увидели памятник – танк Т-34 на постаменте у поворота на деревню Еремино. Сфотографировались у памятника по очереди на Зямин пленочный фотоаппарат и пошли дальше в сторону станции «Полушкино», чтобы сесть на электричку и вернуться в Москву. Наш поход оказался ударным!
Но потом Зяма мне долго не звонил, он даже не появлялся на лекциях в университете. Возможно, переживал расставание с подругой. Но я не мог сидеть на месте, и мне хотелось копать. Я позвонил Стасу.
Долина Славы
И вот как-то в октябре мы поехали копать со Стасом в районе Минского шоссе между Дорохово и Тучково. Копать хотелось очень сильно, это было как помешательство. Пока не было снега, мы рассчитывали пройти по лесам, побольше увидеть и побольше блиндажей проверить на наличие хабара.
Опишу маршрут, это важно. Мы стартовали в субботу утром ранней электричкой с Белорусского вокзала. Спустя примерно 1 час 40 минут мы вышли на платформе «Садовая», которая находится между платформами «Тучково» и «Дорохово». Я в течение целой недели искал материалы о боях в 1941 году в этом районе, и особенно интересной мне показалась информация о боях в районе деревни Анашкино. Пробежавшись глазами по карте, я нашел Анашкино и быстро составил маршрут. Позднее выяснилось, что в Подмосковье есть еще одна деревня Анашкино, и она тоже находится в зоне боевых действий по 1941 году…
В общем, мы вышли на «Садовой», прошли метров 500 к Минскому шоссе, перешли его недалеко от автозаправки и стелы с указанием границы Рузского и Нарофоминского районов. Углубились в лес и пошли сначала вдоль Минского шоссе по направлению к Москве, а еще через 300 метров повернули направо, на дорогу к Анашкино.
В лесу нам встречались одиночные ячейки, настрел винтовочных гильз калибра 7,62 и 7,92 (винтовка Мосина и карабин Маузера соответственно). Состояние железных гильз удручало: верховой сохран был просто отвратительным. В дополнение ко всему в лесу мы обнаружили довольно много мусора, датировка которого была от 1960-х вплоть до наших дней. И, конечно же, горы мусора, которые дачники сбрасывают в воронки и стрелковые ячейки РККА, никак не добавляют оптимизма. Ведь никому неизвестно, пустая ли это ячейка. А вдруг там лежит боец, забытый во время отступления 1941 года или спешно похороненный в ходе контрнаступления в 1942-м? Сколько таких безымянных солдат лежит до сих пор в 15—20 метрах от оживленного шоссе, а рядом с ними лежит ржавая винтовка, пара гранат, котелок в ногах и последнее письмо-треугольник в сгнившем уже вещмешке…