Яркая, как и стихия огня, живущая в ее крови лэри Опалин, весело хохотала, рассказывая, с каким трудом ей удалось сохранить первые три танца на балу для него.
— Мы будем самой красивой парой, Алекс, — ничуть не смущаясь присутствием Кати, обещала Лавиния. — Улыбнись, милый, и скажи, что ты рад.
Оставшиеся занятия прошли незаметно для задумчивой Катерины. Она тщательно конспектировала лекцию по общей алхимии, задумчиво улыбалась на шутки и комплименты Генри и его друзей и слегка оживилась лишь на семинаре по ритуальной магии, живо представив себе индюка в качестве жертвы богине удачи.
— У тебя на все про все три часа, — поставил в известность сестру Генри после пар, — не задерживайся, а то нам с Мартином придется кидать тебе в окошко камушки и свистеть в два пальца, — состроив эти самые пальцы козой, парень погрозил Кате.
Наскоро приняв душ, Катя вышла из ванной.
— Ну что, по кофейку, а потом причесочкой займемся, — азартно потерла ладошки.
Спустя два часа она с удовольствием рассматривала себя в зеркало, отражающее хрупкую блондинку, не обиженную, впрочем, Пресветлой всяческими приятными мужскому взгляду достоинствами.
Высокая, кажущаяся слегка небрежной прическа, на сооружение которой ушла уйма времени, открывала нежную шею. Белокурый локон, будто бы случайно выбившийся из плена заколок, подчеркивал ее стройность и беззащитность. Почти незаметный макияж заставил еще ярче блестеть необыкновенные глаза, делая их бездонными, приоткрытые губы манили…
— Пожалуй это слишком, — Катя решительно стерла помаду и нанесла бесцветный блеск для губ. — Хорошего понемножку. А вот от капельки духов я не откажусь. Ага, вот так, — улыбнулась блондинка. — Остались украшения.
Она потянулась за шкатулкой, в которую вчера нэрой Станиславой со всеми предосторожностями были уложены заколка и брошь, украшенные живыми фиалками, находящимися под стазисом. Цветы заняли свое место на груди и в волосах Кати, после чего она надела длинные перчатки под цвет платья, сочтя на этом подготовку к торжеству законченной.
Я уже почти опаздываю на бал. Это так неожиданно, непривычно и волнующе.
Бал! Как много в этом слове. Интересно оправдаются ли мои ожидания? И приедет ли дядюшка? И герцог? И очень хочется посмотреть на реакцию Алекса, платьице-то у меня ого-го! Хотя… Вполне вероятно, что он будет занят рыжей ведьмой.
Кстати, надо поинтересоваться у дяди, не является ли столь открытая симпатия к этой драной магичке достаточным поводом для того, чтобы аннулировать мою дурацкую помолвку!
Ладно, ну его, индюка этого, хотя целуется от потрясающе. Ну и красный флаг ему в руки и трамвай навстречу!
А я буду веселиться.
Руки, которые не нужны
Милому, служат — Миру.
Горестным званьем Мирской Жены
Нас увенчала Лира.
Много незваных на царский пир.
Надо им спеть на ужин!
Милый не вечен, но вечен — Мир.
Не понапрасну служим.
Накинув шелковый плащ, цвета ночного неба, чтобы раньше времени не шокировать общественность, Катя выскользнула за дверь и поспешила туда, где уже ждал ее Генри.
Глава шестнадцатая
— Бэлла, — только и мог выдохнуть Генри, когда невозмутимая словно буддийский монах Катерина скинула плащ. — Тебе не кажется, что это несколько вызывающе, — он предпринял попытку вернуть синий шелк на плечи сестры.
— Я так не думаю, — хорошее настроение понемногу начало возвращаться к девушке.
— На балу будет отец, — наследник Глэйв пытался тщетно взывать к здравому смыслу Кати.
— Генри, уймись, — посоветовала она. — Лучше скажи, что я прекрасно выгляжу.
— Ты ослепительна, — сдался брат, поддерживаемый молчаливыми, но очень активными кивками Мартина. — Но от тебя ведь теперь ни на шаг не отойдешь, а у меня были такие планы на сегодняшний вечер.
— Уверяю вас, благородные лэры, — Катя ухватила под руки обоих молодых людей, — у вас будет достаточно времени, и дядюшка вам в этом поможет. А мне пусть поможет Пресветлая, — глубоко вздохнув, она высоко подняла голову, расправила плечи и шагнула в двери актового зала академии.
Просторное помещение навевало воспоминания о готических соборах, такое же вытянутое, высокое, сводчатое. Огромные витражные окна пропускали потоки закатного солнца, щедро низвергая их на колонны, стены и присутствующих в зале. Обычный камень в таком волшебном освещении превращался в редкий самоцвет, простушка в красавицу, а красавица в ожившую мечту.