— Эван? — мой голос звучал слишком напугано. Мне стало невыносимо больно, когда я увидела в его глазах муку. Его руки дрожали, он весь дрожал. Вдруг, он упал на колени. Я чуть не закричала. Моё сердце пронзила адская боль. Пошёл дождь. Я тоже опустилась на колени рядом с ним. Мои руки дрожали от страха и неопределённости.
— Эван!? — повторяла я его имя, тряся его за поникшие плечи. Он мне не отвечал, его голова лишь поворачивалась то влево, то вправо, как будто бы он что-то отрицал. Он почти плакал. Я не могла этого вынести.
— Эван! Умоляю, посмотри на меня! — взмолилась я, обхватывая его лицо ладонями.
— Нет, уходи! Уезжай! — кричал он. Из моих глаз хлынули слёзы. Почему он меня гонит? Я сняла его куртку и накинула ему на плечи. Меня трясло, я заикалась, я вся промокла под дождём. Боль наполнила каждую клеточку моего тела.
— Почему? — спросила я, приглаживая его мокрые волосы. Я вздрагивала от рыданий, рвущихся наружу. Моё тело разрывалось на части, моя душа погибала, моё сердце просто не могло стучать. Мой мысленный щит стал рушиться. Каждый голос, который я могла услышать, звучал в сто раз сильнее обычного.
Я отпустила Эвана и обхватила свою голову руками. Голоса растаскивали мою личность на части, постепенно от меня стала оставаться любовь, безнадёжная любовь к Эвану. И даже когда я сойду с ума от мыслей всех людей, останется любовь. Меня начало трясти ещё сильнее, это рыдания больше походили на крики, вздрагивания — на припадок. Но я продолжала смотреть на Эвана. Он, наконец, поднял голову, и я смогла увидеть его наполненные болью глаза. Мне стало просто невыносимо, я не могла видеть его таким.
— Энн? — прошептал он. Мои губы дрожали, тело не слушалось, голова раскалывалась на тысячи осколков. Голоса тянули меня во тьму, я чувствовала, как мои мысли смешиваются с тысячами других. Парень обхватил моё лицо дрожащими руками. Он стал убирать с моего лба мокрые растрёпанные волосы, гладить мои щёки. Я стала плакать сильнее. Зачем он так близко!? Почему!?
— Голоса, — только и повторяла я, — Голоса, — это слово звучало как приговор.
— Энн, борись с ними! — кричал Эван, — Борись! — в его голосе было столько надежды на меня.
— Я так устала бороться за то, что мне не нужно! — сказала я.
— Что ты говоришь!? — парень был в шоке. Я хотела бы ему сказать, как его люблю, что мне просто незачем бороться за своё собственное я, если оно никогда не будет принадлежать ему. Всецело принадлежать, обоюдно принадлежать. Я уже давно принадлежала ему, только он меня не принимал. Так какой смысл в моей личности, которая никому не нужна?
Я резко оторвала от себя, его руки, он поник. У меня кружилась голова. Ноги не слушались, тело болело. Но я встала и побежала прочь, забыв про куртку и Рика, оставленных в кинотеатре.
Я бежала по сырому тротуару замерзшая и обессиленная. Босоножки стали стеснять мои движения, но я не могла останавливаться. Мне нужно только бежать прочь, от всех своих проблем, прочь! Я завернула за угол и остановилась. Я прижалась к стене и начала глубоко дышать. Слёзы всё не останавливались, тело дрожало. Голоса продолжали давить, но я всё ещё была собой. Это показалось мне странным.
Я стала стаскивать босоножки. Глупый замок, я сняла правую, с левой возникли проблемы. Дрожащие руки как будто бы сопротивлялись моей попытке. Я потеряла равновесие и упала. Мои колени были разбиты, из них немного текла кровь. Я почувствовала физическую боль, но она не шла не в какое сравнение с болью, которая была внутри, бессмысленной болью.
Улицы были пусты, это было мне на руку. Что можно подумать о девушке, лежащей посреди тротуара? Но тогда мне было всё равно. Я чувствовала несправедливость? Почему всё так? "Почему? Почему? Почему?" — повторяла и повторяла я, стуча кулаками по камню тротуара. Мне было просто невыносимо больно, но я всё продолжала долбить камень.
Я надеялась, что физическая боль заглушит душевную. Но две боли воссоединились в одну и ударили двойной силой. К боли присоединились голоса. Меня начало неимоверно трясти, я легла на мокрый грязный тротуар — мне было всё равно, пускай все думают, что хотят. Оказалось, что я забежала на переулок, в конце которого был тупик, поэтому меня никто не видел. Меня никто не мог найти, телефон был выключен. Никто, кроме него. Я услышала, как тяжелые ботинки шлёпают по лужам — Эван. Я закрыла глаза, надеясь, что именно сейчас моя личность канет в небытиё голосов. Этого не случилось.
— Энн! — прокричал Эван с таким страданием в голосе, что я снова начала биться в истерике с прежней, даже ещё большей силой. Я не знаю, что я тогда кричала, но это были бессмысленные слова.