25 ноября
Танцы, устроенные Бриджит Руэл. Мадам Руэл, равнодушная, soignée[112]. Месье Руэл, преуспевающий бизнесмен, худой, обходительный. Танцы продолжались с семи вечера до трех утра. Все это время я скучал и неловко себя чувствовал. Я так плохо танцевал, что ни одна партнерша не выдерживала со мной более двух танцев подряд. Да и говорить с ними было не о чем. Последнее время мне все тягостнее говорить о пустяках. И нет желания заполнять томительные паузы разной ерундой. Людям со мной скучно, потому что мне скучно с ними. Только одна или две девушки показались мне привлекательными. Я подумал, что, возможно, буду бедным, и тогда мне повезет и я женюсь на милой одаренной девушке, которая поймет меня, — она должна быть поистине гениальной, чтобы пробиться через все наслоения к сути, или, напротив, буду богатым и смогу покупать красоток. Чувственные женщины обычно прекрасны физически. Я даже не надеюсь встретить когда-нибудь подходящую пару. В ней должно быть столько всего!
Для танцев отвели гостиную. Присутствовало около двадцати пар. Но все было как-то нелепо, по-школьному, без подлинной теплоты.
Я продолжал стоять в стороне. Несколько пар прошли мимо, окинули меня взглядом, слегка улыбнувшись, и я услышал слово «Anglais»[113], на что не обратил никакого внимания. Я был холоден, отчужден и ощущал смутное разочарование.
Я стоял в стороне. Танго, пасодобль, джаз. Иногда я тоже шаркал по паркету. Среди моих партнерш были вежливые, скучающие, испуганные. Приходилось говорить во время танцев, чтобы отвлечь их внимание от моих неловких движений.
Домой я возвращался под дождем, сражаясь с комплексом неполноценности. Единственное, что можно ему противопоставить, — это слабую веру в мою будущую славу. Правда, сейчас я чувствую себя настолько неинтересным и скучным, что не могу даже хорошо писать. Я основательно надрался, но с меня это как с гуся вода. Только ненадолго согрелся. К часу снова был как стеклышко. Мне кажется, что я постоянно упускаю шансы на улучшение своего положения, что мои надежды рухнули навсегда, а характер закостенел и не способен изменяться. Я обречен вечно стоять на обочине, наблюдать, наблюдать и никогда ни к кому не примыкать, никогда не находить того утешения, которого ищу. Я стою в стороне. Вспомнил К.[114]. Я не любил ее. Она какое-то время любила меня. В этом вся проблема. Я никогда не встречу ту, с которой смогу полностью слиться. Никто не заставит меня сдать позиции и принять требования их сердца и тела.
Я стоял, стою в стороне. Теперь мне все труднее пребывать даже в собственном теле. Каждое действие, каждое слово критикуется этим ужасным чужаком со стороны — мною. Даже слегка faux ton[115], неловкость, промах учитываются. Как и малейшие следы реакции в других. Каждый, кто заговаривает со мной, подвергается критическому анализу, и я внимательно слежу, как он отзывается на мои реальные действия. Во мне два «эго»: одно — эмоциональное, жаждущее любви, непривлекательное, сдержанное; другое — холодное, циничное, отчужденное, постоянно все принижающее.
26 ноября
Воскресенье. В соборе исполняют Баха. Холодно и сыро. Grand Orgue[116] сумел уничтожить в Бахе всю радость. Грохот, громовые раскаты и буйство — словно слон решил поиграть на спинете.
1 декабря
Изматывающая ночь с Чарлзом. Я слегка ослабил волю, и тут же грянула большая пьянка. Бог никогда не дает спуску. Сначала мы играли в бильярд, пили пиво в «Кафе де ла Пэ», затем же, не чувствуя усталости, зашли в модное кафе в закоулке и там пили виски до шести утра. Я умудрился поскользнуться и удачно съехал по склону, а с полседьмого до двенадцати регулярно блевал. Никогда раньше мне не было так плохо. Между приступами рвоты я серьезно подумывал, стоит ли дальше жить. Такие сомнения закономерны, когда сидишь на полу с ведром между колен. Тогда сомневаешься во всем. С двенадцати до полшестого спал урывками. К счастью, мне удалось доковылять до телефона и отменить все назначенные на сегодня встречи. Постепенно жизнь возвращалась. В полшестого я нашел в себе силы слабо улыбнуться и первый раз внимательно посмотрел на часы.
114
То есть Кайю Юл, датчанку, с которой у Дж. Ф. был роман во время его пребывания на юге Франции летом 1948 г. См. Введение, с. 12.