Сислей также заключает с Дюран-Рюэлем соглашение, по которому передает ему всю свою продукцию. Живет он в это время либо в Париже, либо в Вене-Надоне, близ Mopе#.
1 февраля 1882 г. Дюран-Рюэль полностью ощущает на себе последствия краха «L’Union Générale», директор которого Федер был его основным клиентом. От этого тяжкого удара он оправится лишь после 1886 г. В 1881 г. он пытался отговорить Ренуара от участия в Салоне, но, очевидно, безуспешно, поскольку художник выставляется там и в 1882, и в 1883 г. Дело в том, что Дюран-Рюэль пытается возродить группу. Дега изгнал из нее Моне, Ренуара и Сислея, а Писсарро из верности Дега порвал с Моне и Ренуаром. Анри Руар берет на себя роль посредника и пробует уговорить Дега выставиться вместе с Моне и Ренуаром. Напрасный труд! Кайботт пишет Писсарро: «Всякая выставка совместно с Дега невозможна… Только Дега… виноват в том, что мы перессорились». Дюран-Рюэль сам порывает с Дега, хотя это дается ему нелегко. Он предлагает Ренуару принять участие в выставке, но художник, находящийся в Эстаке, болен, пребывает в мрачном настроении и отвечает отказом. Дюран-Рюэль настаивает. 26 февраля Ренуар противится: «Выставляться с Писсарро, Гогеном и Гийоменом для меня все равно что выставляться с какой-нибудь потаскушкой. Не хватает только, чтобы Писсарро пригласил русского Лаврова или еще кого-либо из революционеров. Публика не любит политики, и мне, в мои годы, тоже поздновато становиться революционером». Моне в письме от 10 февраля проявляет не больше уступчивости, чем Ренуар. Он, конечно, выставился бы, если б был уверен, что окажется «среди своих», но поскольку устроители выставки связались с «известными личностями» (не с Гогеном ли?), он не может принять в ней участие. Дюран-Рюэль снова настаивает. 23 февраля Моне соглашается при условии, что Ренуар тоже выставится. Раз не хотят приглашать Кайботта, пусть и Писсарро пожертвует кем-то из своих друзей. Таким образом, друг другу противостоят два вооруженных лагеря: с одной стороны Писсарро с Гогеном и Гийоменом, с другой — Ренуар и Моне с Кайботтом. В конце концов Дюран-Рюэль находит компромиссное решение. Выставка открывается 1 марта при участии Кайботта, Гийомена, Гогена, Моне, Берты Моризо, Писсарро, Ренуара и Сислея. В начале марта Ренуар признает, что его отказ был необоснован. 12 марта Писсарро сообщает Дюре, что всего за два дня им удалось успокоить «самолюбие художников» и осуществить выставку. В июле Дега, воздержавшийся от участия в ней, пишет из Этрета: «Погода стоит прекрасная, но настолько в духе Моне, что глаза мои не выдерживают этого».
Пресса настроена более благожелательно, чем раньше. Моне обрадован статьей Шено. Гюисманс и Арман Сильвестр хвалят теперь уже безоговорочно. Нападки Вольфа и Поля Леруа никто больше не принимает всерьез. Коммерческий успех тоже не заставляет себя ждать: уже в июне Дюран-Рюэль заявляет о том, что он удовлетворен ходом дел. Он начинает продавать картины импрессионистов в Англию.
Возвращаясь из Италии, Ренуар встретил в Марселе Сезанна. Из его письма от 23 января мы узнаем, что он собирается работать вместе с Сезанном в Эстаке. Однако в феврале Ренуар заболевает воспалением легких. К нему приезжает его брат Эдмон, а Сезанн преданно ухаживает за ним. «Не могу даже выразить, насколько Сезанн был внимателен ко мне», — пишет Ренуар Шоке 2 марта. Поскольку врач рекомендовал художнику пожить на юге, 10 марта мы застаем его уже в Алжире. Он намерен писать здесь женщин и «неслыханно живописных» детей. Работая в 1882 г. над двумя пейзажами — «Скалы в Эстаке» и «Алжирская мечеть», он приходит к мысли о необходимости опять делать упор на массу, на объем. Портреты трех сыновей Дюран-Рюэля дают ему случай подчеркнуть свой реализм.