Выбрать главу

3) Большая ошибка думать, что все изобретения, увеличивающие власть людей над природой в земледелии, в добывании и химическом соединении веществ, и возможность большего воздействия людей друг на друга, как пути и средства сообщения, печать, телеграф, телефон, фонограф, есть благо. И власть над природой, и увеличение возможности воздействия людей друг на друга будут благом только тогда, когда деятельность людей будет руководима любовью, желанием блага другим, и будут злом, когда она будет руководима эгоизмом, желанием блага только себе. Выкопанные металлы могут пойти на удобства жизни людей или на пушки, последствие увеличения плодородности земли может дать обеспеченное питание людям и может быть причиной усиленного распространения и потребления опиума, водки, пути сообщения и средства сообщения мыслей могут разносить добрые и злые влияния. И потому в безнравственном обществе, каково наше мнимо христианское, все изобретения, увеличивающия власть человека над природой и средства общения, не только не благо, но несомненное и очевидное зло.

30 декабря 1908. Приехал Николай Николаевич. Получил трогательное письмо от Петровой, сидящей в тюрьме. Отвечал ей. Нынче проситель крестьянин о разделе, потом Студент с удивительным вопросом о требовании курсистки, чтобы он взял ее в жены. Потом Андрей с денежными делами, потом сумашедший, потом письмо от Студента с требованием того, чтобы жизнь была злом. Вчера было очень хорошо на душе, радостно, любовно, нынче хуже, но, слава Богу, все же радостно и благодарно. Начал было писать «Не виноватых», но не пошло. — Готовят маскарад. Мне жалко.

„Тайный” дневник 1908 г.

2 июля 1908. Когда спрошу себя: что же мне нужно: уйти от всех. Куда? К Богу, умереть. Преступно желаю смерти.

3 июля 1908. Все так же мучительно борюсь, но плохо борюсь. Жизнь здесь, в Ясной Поляне, вполне отравлена. Куда ни выйду — стыд и страдание.

6 июля 1908. Мучительно тяжело испытание или расплата за любострастие. Ужасно тяжелая расплата. Сейчас Чертков рассказал бывший с ней разговор: «Он живет, пользуется роскошью и говорит... все фарисейство.... и т. д. Я, я жертвую собой».

Помоги мне, Господи. Опять хочется уйти. И не решаюсь. Но и не отказываюсь. Главное: для себя ли я сделаю, если уйду. То, что я не для себя делаю, оставаясь, это я знаю.

7 июля 1908. Очень было мучительно вчера. Считал деньги и соображал, как уйти. Не могу без недоброго чувства видеть ее. Нынче лучше.

Как на ней видно весь ужас телолюбия, себялюбия, доведенного до потери обязательности духовной. Ужасно и для других и для нея. Жалеть надо. Попытаюсь получше написать — говорить нельзя.

Это об ней. А о себе забываю. Я плох, очень плох. Не мог вчера не думать о себе, об отвратительном себе.

Да, я — тело — это такой отвратительный нужник — только сними, приоткрой крышку духовности, и смрад и мерзость.

Постараюсь нынче жить для души.

9 июля 1908. Думаю написать ей письмо. Недоброго чувства, слава Богу — нет. Одно все мучительнее и мучительнее: неправда безумной роскоши среди недолжной нищеты, нужды, среди которых я живу. Все делается хуже и хуже, тяжелее и тяжелее. Не могу забыть, не видеть.

18 июля 1908. Недоброе чувство кончилось. Отвлекся мыслями. Вчера были беглые два матроса. Дал денег, пожалел.

Том 57
1909 г.

3 января 1909. 4) Признание Бога любовью тем и хорошо и благотворно, что, признавая Его любовью, общение с Ним, которого не можешь не желать, только одно: любовь к людям. Преимущество этого общения с Богом перед всяким другим общением в том, что при этом общении чувствуешь, что Он есть и отвечает тебе в твоей душе, отвечает тем, что чем больше, полнее отдаешься ты любви к людям, тем больше он спокойствием, радостью наполняет твое сердце.

6 января 1909. Третьего дня был настоящий интелигент, литератор Гершензон, будто бы с вопросами о моих метафизических основах, в сущности же с затаенной (но явной) мыслью показать мне всю безосновность моей веры в любви.

8 января 1909. Ходил утром и встретил болгара офицера — нервно возбужденный. Было тяжело.

Чертков настаивает на моем особенном значении. Не могу и не могу верить, да и не желаю. Благодарю Бога. Записать два:

1) О памяти. Я совсем почти потерял память. Прошедшее исчезло. В будущем ничего (почти) не желаю, не жду. Что может быть лучше такого положения? и я испытываю это великое благо. Как не переставая не благодарить Бога за эту чудную жизнь, свободную, радостную?!

2) Ночью думал о том, как бы хорошо ясно определить те злодейские должности, которые не только христианин, но просто порядочный человек — не злодей, желающий чувствовать себя не злодеем, — исполнять не может. Знаю, что торговец, фабрикант, землевладелец, банкир, капиталист, чиновник безвредный как учитель, профессор живописи, библиотекарь и т. п. живет воровским, грабленным, но надо делать различие между самим вором и грабителем и тем, кто живет воровским. И вот этих самих воров и грабителей надо бы выделить из остальных, ясно показать греховность, жестокость, постыдность их деятельности.

И таких людей имя — легион. 1) Монархи, министры: а) внутренних дел, с насилием полиции, казнями, усмирениями, в) финансов — подати, с) юстиции — суды, d) военные, е) исповеданий (обман народа), и все служащие, все войско, все духовенство. Ведь это миллионы. Только бы уяснить им, — что они делают.

10 января 1909. Вчера писал почти с охотой, но плохо. Не стоит того, чтоб делать усилия. Нынче совсем нет охоты и вчерашнее кажется слабым, просто плохим. Третьего дня разговор с Андреем очень для меня поучительный. Началось с того, что они, все братья, страдают безденежьем.

Я. Отчего?

Он. Да все дороже стало, а живем в известной среде.

Я. Надо жить лучше, воздержнее.

Он. Позволь возразить.

Я. Говори.

Он. Ты говоришь, что надо жить так: не есть мяса, отказываться от военной службы. Но как же думать о тех миллионах, которые живут, как все?

Я. Совсем не думать, думать о себе.

И выяснилось мне, что для него нет никакого другого руководства в жизни, кроме того, что делают все. Выяснилось, что в этом — все, что за крошечными исключениями все живут так, не могут не жить так, потому что у них нет другого руководства. А потому и упрекать их и советовать им другое — бесполезно и для себя вредно, вызывая недоброе чувство. Человечество движется тысячелетия веками, а ты хочешь годами видеть это движение. Движется оно тем, что передовые люди понемногу изменяют среду, указывая на вечно далекое совершенство, указывая путь (Христос, Будда, да и Кант, и Эмерсон, и др.), и среда понемногу изменяется. И те опять как все, но иначе.

Интелигенты, это те, которые так же «как все» интелигенты.

Ничего нынче не делал и не хочется. Пишу вечером, 6 часов. Проснулся, и две вещи стали особенно, совершенно ясны мне: 1) то, что я очень дрянной человек. Совершенно искренно говорю это, и 2) что мне хорошо бы умереть, что мне хочется этого.

Очень я зол нынче. Может быть, живу я еще затем, чтобы стать хоть немного менее гадким. Даже наверное за этим. И буду стараться. Помоги, Господи.

11 января 1909. Чувствую потребность что-то сделать. Неудержимое требование, а не знаю еще, что. Вот когда от души говорю: помоги, Господи! Хочу, ничего не хочу для себя. Готов на страдания, на унижения, только бы знать сам с собой, что делаю то, что должно. Какое легкое или страшно трудное слово: что должно. Кажется, ничего больше не нужно и не хочется писать.