— Грейер, кто он? Влажная рубашка уже стянута.
— Он живет наверху. Ходит в школу для взрослых мальчиков.
Прочь туфли, прочь штаны, хватаем коробку с ленчем.
— Вот как? В какую?
Тащу голого малыша в ванную, и мы включаем воду. Грейер на секунду задумывается:
— Туда, где ходят корабли. С маяком. «О'кееей… Два слога, похоже на…»
— Гавань?
— Да. Он ходит в Гарбад[15].
«Здравствуйте! Ну что ж, я вполне могу ездить в Бостон, особенно экспрессом. Мы могли бы чередовать уик-энды… Иисусе!»
ЗЕМЛЯ — НЭННИ! ОЧНИСЬ, НЭННИ!!!
— Давай в ванну, Грейер!
На секунду отрешившись от гарвардских фантазий, усаживаю его в ванну.
— Грейер, у тебя есть прозвище?
— Что такое прозвище?
— Другое имя, которое дают тебе люди.
— Меня зовут Грейер. Грейер N.
— Значит, можно подумать и о прозвище.
Я делаю воду чуть погорячее и вручаю ему сандвич с натуральным арахисовым маслом и айвовым желе. Энергично жуя, он болтает ногами и, судя по всему, испытывает совершенно необычные ощущения. Я оглядываю комнату и вижу его голубую зубную щетку из «Улицы Сезам»[16].
— А как насчет Гровера?
Он обдумывает предложение, склонив голову набок, делая Серьезное Задумчивое Лицо, потом кивает:
— Попробуем.
Глава 2
КУЧА ОБЯЗАННОСТЕЙ
О Господи! Вот голова болит! Трещит, как будто хочет разломиться, А уж спина моя, а поясница… Не грех тебе кормилицу гонять? Ведь так меня ты насмерть загоняешь![17]
Няня!
Когда поведете сегодня Грейера поиграть с Алексом, пожалуйста, спросите мать Алекса, кто занимался подготовкой ее последнего ужина. И передайте, что смесь кейджанской[18] кухни с азиатской — просто гениальная находка!
Кстати, должна сообщить, что родители РАЗВОДЯТСЯ. Так грустно. Пожалуйста, постарайтесь, чтобы Грейер не сказал что-нибудь невпопад. Я заеду к Агексу в 4.30, чтобы отвезти Грейера к ортодонту. Увидимся.
— Няня! Няня! — раздается бесплотный голос миссис N., когда я одолеваю квартал, оставшийся до детского сада.
— Что?
— Сюда!
Я оборачиваюсь. Из распахнутой дверцы «линкольна» мне машет холеной ручкой миссис N.
— Как я рада, что вы приехали, — пыхчу я, наклоняясь, чтобы получше разглядеть миссис N., восседающую в роскошной полутьме среди магазинных пакетов. — Мне необходимо спросить…
— Няня, я всего лишь хотела напомнить, что просила вас приходить за десять минут до конца занятий.
— Разумеется.
— Но сейчас без пяти двенадцать!
— Мне очень жаль, но я пыталась найти классный список Грейера. Не могу понять, какой именно Алекс…
Но она уже деловито достает из сумочки кожаный блокнотик.
— Я хотела бы немного поговорить о вечеринке, которую устраиваю в конце месяца для чикагского филиала компании мистера N.
Она то и дело скрещивает и разводит ноги; лиловые туфли от Прады описывают яркие дуги на темном фоне обивки лимузина.
— Там будет вся администрация; это очень важное событие, и я хочу, чтобы все прошло идеально.
— Звучит чудесно, — бормочу я, не совсем понимая, какое отношение имею ко всему этому.
Она поднимает глаза в темных очках, желая убедиться, что я ловлю каждое ее слово.
Следует ли мне отнести в чистку свой деловой костюм?
— Поэтому я просила бы вас выполнить в этом месяце несколько поручений. Беда в том, что со всеми этими приготовлениями я кручусь как белка в колесе, а Конни мне не помощница. Если что-то потребуется, я оставлю вам записку. Это ведь не слишком обременительно.
Мы обе слышим тяжелый стук двойных дверей, сопровождаемый нарастающим детским смехом.
— Мне нужно ехать, иначе он увидит меня и расстроится. Скорее, Рикардо! — окликает она водителя, еще не успев захлопнуть дверцу. Машина сорвалась с места.
— Подождите, миссис N., я хотела спросить… — взываю я к удаляющимся габаритным огням.
В классе Грейера имеются четыре Александра и три Александры. Я знаю. Я проверяла.
И теперь, когда миссис N. удрала с бешеной скоростью, я окончательно запуталась и совсем не представляю себе, кого именно она имела в виду.
Однако Грейер прекрасно знает, о ком идет речь.
— Это не он, а она, — поясняет он, показывая туда, где сидит на корточках малышка, явно занятая чем-то интригующим. Я хватаю Грейера и направляюсь к ней.
— Привет, Алекс. Сегодня мы будем играть с тобой! — с энтузиазмом сообщаю я.
— Меня зовут Кристабель. На Алекс рубашка, — отвечает она, ткнув пальцем в толпу детей в рубашках. Грейер равнодушно смотрит на меня.
— Грейер, мамочка велела тебе играть с Алекс, — напоминаю я.
Он пожимает плечами:
— Как насчет Кристабель? Кристабель, хочешь, поиграем вместе?
Значит, для него нет особенной разницы.
— Гровер, милый, мы можем поиграть с Кристабель в другой раз. Согласен?
Девочка удаляется. Даже в четыре года она, похоже, уже понимает, что если свидание откладывается, значит, возможно, оно вообще не состоится.
— Так, Гровер, думай. Что сказала мама сегодня утром?
— Сказала, чтобы я выдавливал на щетку больше пасты.
— Алекс Бранди… тебе это ни о чем не говорит? — спрашиваю я, пытаясь припомнить все имена из списка.
— Он в носу ковыряет.
— Алекс Кашман?
— Она плюется жвачкой.
Я вздыхаю, оглядывая оживленный двор. Где-то в этом хaoce толчется другая пара, с такими же планами на сегодняшний день. Я немедленно представляю что-то вроде встречи в аэропорту — себя в шоферской фуражке, с Грейером на плечах и с большой табличкой, на которой написано: АЛЕКС.
— Привет, я Мернел. — Перед нами появляется женщина постарше и в униформе. — Это Алекс. Простите, никак не могли оторваться от красок. Нужно было докончить рисунок.
Я замечаю следы синей краски на ее нейлоновой куртке.
— Алекс, поздоровайся с Грейером, — наставляет она с сильным вест-индским акцентом.
Познакомившись, мы толкаем наших подопечных к Пятой авеню. Они развалились на своих сиденьях, как маленькие старички в инвалидных креслах. Осматриваются и перебрасываются репликами.
— Мой «Пауэр-рейнджер» своим субатомным автоматом может снести твоему голову!
Мернел и я в основном молчим. Несмотря на то что наши должности называются одинаково, по ее мнению, у меня с Грейером гораздо больше общего. И немудрено: между ней и мной по меньшей мере пятнадцать лет разницы, а также долгое путешествие на метро из Бронкса.
— Сколько времени вы у них служите? — спрашивает она, кивком указывая на Грейера.
— Месяц. А вы?
— О, почти три года. Моя дочь присматривает за Бенсон, Кузиной Алекса, на Семьдесят второй улице. Знаете Бенсон?
— Не думаю. Она в их классе?
— Нет, ходит в школу около парка. Сколько вам лет?
— В августе исполнился двадцать один, — улыбаюсь я.
О-о, как раз ровесница моего сына. Нужно бы вас познакомить. Хороший мальчик! И такой способный! Недавно открыл свою закусочную у Ла-Гуардиа[19]. У вас есть бойфренд?
— Нет, я еще не встретила такого, от которого был бы хоть какой-нибудь толк, а не одни неприятности.
Она согласно кивает.
— Должно быть, это совсем нелегко… я имею в виду управлять рестораном.
— Да, но он у меня труженик. Весь в мать пошел, — гордо объявляет она, нагибаясь, чтобы поднять пустую коробку из-под сока, брошенную Алексом на тротуар. — Мой внук тоже молодец, а ведь ему только семь. Едва ли не лучший в классе.
— Здорово!
— Моя соседка говорит, он такой старательный! Она сидит с ним днем, то есть часов до девяти вечера, пока моя дочь не приедет от Бенсон.
— Няня! Я хочу еще сока!
— «Пожалуйста», — наставляю я, сунув руку в боковой карман коляски.
— Пожалуйста, — мямлит Грейер, когда я протягиваю ему вторую коробку с соком.
18
Кухня жителей южных районов штата Луизиана, потомков французов, насильственно переселенных туда из Канады.