— Но это же на следующей неделе! Странно, разве муж не сказал вам? Какой стыд! — Она со смехом протягивает ей чашку.
Грейер протискивается мимо голых коленей мисс Чикаго с явной целью пробраться к другому концу стола и выманить у секретарш парочку печений.
— Э… да… должно быть, муж перепутал даты… — лепечет миссис N. заикаясь.
— Мужчины! — фыркает мисс Чикаго.
Миссис N. перекладывает пластиковую чашку в левую руку.
— Простите, мы с вами знакомы?
— Лайза. Лайза Ченович, — улыбается мисс Чикаго. — Исполнительный директор чикагского филиала.
— Вот как… очень рада.
— Простите, что не смогла быть на вашем званом ужине: я слышала, что все было замечательно. К сожалению, ваш муж — настоящий рабовладелец! Настоял, чтобы я немедленно вернулась в Иллинойс.
Она наклоняет голову набок и сыто улыбается, словно кошка, сожравшая канарейку.
— Подарочные пакеты — просто чудо. И всем ужасно понравились ручки.
— Вот как…
Миссис N., словно защищаясь, поспешно прикрывает рукой ключицы.
— Вы работаете с моим мужем?
Я немедленно решаю, что моя святая обязанность — помочь Грейеру выбрать обсыпанного сахаром оленя.
— Я возглавляю команду, занимающуюся слиянием с «Мидвест мьючел». Ну не ужас ли?.. Впрочем, вы, конечно, уже все знаете.
— Совершенно верно, — кивает миссис N., но голос выдает ее неуверенность.
— Поверьте, было совсем нелегко заставить их согласиться на восемь процентов. Такой успех! Должно быть, эта история доставила вам немало бессонных ночей, — продолжает она, сочувственно покачивая своей тициановской головкой. — Но я сказала ему, что, если отодвинуть дату распродажи и сэкономить издержки на ликвидацию, они могут дрогнуть. Они в самом деле дрогнули. Подняли лапки и уже не сопротивлялись.
Миссис N. стоит очень прямо, крепко сжимая чашку.
— Да, он очень много работает.
Мисс Чикаго направляется к нашему концу стола, бесшумно ступая лодочками из кожи ящерицы по мягкому ковру.
— А ты — Грейер. Помнишь меня? — спрашивает она наклоняясь.
— Я хочу славить Христа. Устрою свое собственное Рождество. Я стучу в дверь, ты открываешь, и я изливаю сердце в песне.
Удивительно, что он все запомнил! Целая неделя прошла с того вечера у бабушки, но она, очевидно, каким-то образом умеет оставаться в душах и памяти встреченных на долгом пути людей.
— Ладно, за какую дверь мне встать?
— Моей ванной, — бросает он на ходу, решительно устремляясь к своему крылу. Я иду следом и, как велено, встаю за дверью ванной. Слышится тихий стук.
— Да? Кто там?
— НЯНЯ, ты должна просто открывать дверь! Ничего не говори, открывай, и все!
— Есть, сэр! Слушаюсь!
Я сажусь на край ванны и принимаюсь изучать волосы в поисках посеченных концов, подозревая, что игра, похоже, сильно затянется.
Снова стук. Я подаюсь вперед и толкаю дверь, едва не сбив Грейера с ног.
— НЯНЯ, как не стыдно! Ты меня чуть не ударила! Нехорошо! Давай снова.
Одиннадцать стуков спустя я наконец все делаю правильно и вознаграждаюсь оглушительным воплем, призванным изобразить «С днем рождения» и сотрясающим оконные стекла.
— Гровер, почему бы тебе заодно не потанцевать? — спрашиваю я, когда последние звуки затихают. — Им понравится!
При этом я надеюсь, что благодаря движениям он немного истощит свою неутомимую энергию, устанет и скорее успокоится.
— Христославы не танцуют. Они изливают сердце в песне, — наставительно поясняет он, подбочениваясь. — Закрой дверь, и я постучу.
Значит, все сначала!
Мы славим Христа примерно с полчаса, пока я не вспоминаю о присутствии домоправительницы Конни и не посылаю Грейера к ней. Он мчится по квартире, во все легкие распевая «С днем рождения», перекрывая ревущий пылесос, а после пяти раундов с Конни снова возвращается терзать меня.
— Хочешь поиграть в карты?
— Нет. Хочу славить Христа. Идем в ванную.
— Только если ты будешь танцевать.
— Ну уж нет, НИКАКИХ танцев, пока я славлю Христа!
— Пойдем, мистер, позвоним бабушке.
Один короткий звонок, и Грейер уже и танцует, и поет: «Пришли Христа мы славить средь зелени ветвей». Меня осеняет чудесная идея.
Пока я в последний раз осматриваю христославский наряд Грейера перед выходом на большую сцену (водолазка в зеленую и красную полоску, фетровые оленьи рога, яркие подтяжки), врывается миссис N. в сопровождении нагруженного коробками Рамона. Ее щеки раскраснелись, глаза блестят.
— О, что там только творится! Зоопарк, настоящий зоопарк. Я едва не подралась с женщиной в «Хамачер Шлеммер», — положите сюда, Рамон, — из-за последнего штопора. Но все же вовремя опомнилась и уступила: не стоит опускаться до ее уровня. По-моему, она приезжая. Кстати, я нашла у Гуччи изумительные бумажники. Интересно, в Кливленде поймут, что это Гуччи?.. Спасибо, Рамон. Надеюсь, им понравится. Грейер, что ты делал, пока меня не было?
— Ничего, — бормочет он, шаркая тапочкой у стойки для зонтиков.
— До обеда мы пекли печенье без сахара, украшали его, а потом разучивали гимны, и я читала ему «Ночь перед Рождеством» на французском, — поясняю я, пытаясь освежить его память.
— О, замечательно! Хорошо бы кто-нибудь почитал мне!
Она снимает свою норку и едва не вручает Району.
— Это все, Рамон, спасибо. А ты, Грейер, чем займешься?
— Я собиралась позволить Грейеру попрактиковаться в пении гимнов…
— Хочу славить Христа!
— …петь для пожилых людей, тех, кто живет в этом доме и кому не хватает праздничного веселья.
Миссис N. ослепительно улыбается:
— О, превосходно! Какой у меня хороший мальчик! И кроме того, это его з-а-й-м-е-т. У меня столько дел! Развлекайтесь!
Я позволяю Грейеру нажать кнопку лифта.
— Какой этаж, няня?
— Давай начнем с твоего друга на одиннадцатом!
Приходится позвонить трижды, прежде чем из квартиры слышится «Иду!». И когда дверь открывается, я понимаю, что не зря терпела полуторачасовую «практику». Г.С. возникает на пороге в выцветших зеленых шортах и поношенной футболке, протирая заспанные глаза.
— ВОТ ПРИШЛИ ХРИСТА МЫ СЛАВИТЬ, ВОТ ПРИШЛИ ХРИСТА МЫ СЛАВИТЬ СРЕДИ ЗЕЛЕНИ ВЕТВЕЙ!
Покрасневший от натуги Грейер раскачивается, дирижируя себе так усердно, что рога кивают в такт. На какую-то секунду мне даже показалось, что вот сейчас он в самом деле изольет свое сердце в песне.
— ПУСТЬ РАДОСТЬ И ЛЮБОВЬ ПРИДУТ К ВАМ!
Его голосок разносится по вестибюлю, отражаясь от любой поверхности, так что кажется, здесь собрался хор темпераментных христославов. Нет… что-то вроде буйства. Ошибочно предположив, что гимн подходит к концу, Г.С. наклоняется и открывает рот.
— И ГОСПОДЬ БЛАГОСЛОВИТ ВАС!!!
Беспечность дорого стоила Г.С., поскольку Грейер, потея от усилий и брызжа слюной, выдает еще более громкий финал.
— Что же, Грейер. И тебе доброго утра.
Грейер бессильно плюхается на пол, пытаясь отдышаться. Я очаровательно улыбаюсь. Будем откровенны: у меня тут своя цель имеется. Я здесь, чтобы назначить Свидание. Настоящее Свидание со временем, местом и всем остальным.
— Мы ходим по квартирам с рождественскими гимнами… — начинаю я.
— Славим Христа, — пищит тонкий раздраженный голос откуда-то с пола.
— Славим Христа по всему дому.
— А можно мне теперь печенье?
Грейер садится, исполненный решимости получить награду.
— Конечно, — кивает Г.С. — Входите. Не обращайте внимания на мой вид.
Так и быть, если ты настаиваешь.
Мы следуем за облаченным в шорты хозяином в точно такую же квартиру, как и у N., только двумя этажами выше. То есть расположение комнат такое же, но обстановка… никогда бы не подумала, что мы находимся в одном и том же здании. Стены в прихожей выкрашены в кирпично-красный цвет и декорированы в стиле «Нэшнл джиогрэфик», то есть черно-белыми снимками, развешанными между расписными циновками. На полу выстроились кроссовки, весь ковер в собачьей шерсти. Мы проходим на кухню и едва не спотыкаемся об огромного седеющего желтого Лабрадора, растянувшегося на полу.