— С Винни-Пухом, — поясняю я, принимаясь заправлять ненавистную рубашку в шорты.
Миссис N. выходит из кухни.
Звонок. Она останавливается, чуть приподнимает трубку и снова швыряет на аппарат.
— Нет, так не пойдет! — объявляет она, повелительно взмахнув рукой. — Мы едем в клуб. Принесите рубашку от Лакосты, которую я ему купила.
— Нет! Хочу эту! — визжит Грейер, готовясь к новой истерике.
— Грейер, эта рубашка не годится, — повелительно говорит она, берет свою сумку и дожидается, пока я впихну его в новую рубашку и причешу. — Нэнни, его шорты помяты… а-а, все равно, скорее всего они еще больше помнутся по дороге.
Уж не собирается ли она заставить его стоять всю дорогу и держаться за переднее сиденье до самого нантакетского яхт-клуба?
— Грейер, оставайся у машины, пока мамочка и Нэнни принесут пляжные вещи, — окликает она, как только Грейер бежит на поле для гольфа, которое расположилось у самой автостоянки клуба. Но он игнорирует призывы матери. Поэтому та вздыхает, открывает багажник и принимается нагружать меня. Мистер N. и Элизабет уже отправились на корт готовиться к первому сету.
Ну вот, кажется, все. С моего правого локтя свисает мешок из соломки со сменами одежды для всего семейства, рюкзак, полный лосьонов и игрушек, с левого — спортивное снаряжение, в руках — гигантская груда полотенец и одеял, к которым она добавляет спущенные надувные круги.
— ГРЕЙЕР АДДИСОН N., кому было сказано подождать?! — вопит она мне в лицо и куда-то поверх моего плеча. Поправляет маленькую желтую сумочку от Кейт Спейд, хватает Грейера за руку и тащит вперед. Желтый шелковый саронг развевается на прохладном ветру. Я крепче сжимаю руки, боясь что-то уронить, и ковыляю за ней. По пути она приветствует всех и каждого, называя по имени. Я тащусь в хвосте, радуясь, что круги так подпирают подбородок, что никто не видит выражения моего лица. Мы сбрасываем босоножки и идем к песку по выложенной досками дорожке.
Она долго выныривает из-под зонтиков, прежде чем кивком показать на кусочек пляжа, где я, по всей видимости, должна разбить лагерь. Принимаюсь расстилать одеяла. Гоейер нетерпеливо прыгает вокруг меня.
— Пойдем! Пойдем купаться! Скорее!
Придавливая одеяло мешком, я смотрю на миссис N.,
но она уже погружена в разговор.
— Давай сначала наденем твой костюм, Гровер.
Я беру его за руку и веду к пляжному домику, который кто-то, именуемый братом Бена, сдал нам на неделю, пока он сам пребывает в Париже. Закрываю деревянную дверь и оказываюсь в сыром полумраке, который немного разгоняют узкие солнечные лучики, пробившиеся сквозь щели. Едва я сняла с него шорты, как он пулей летит к двери.
— Погоди, Гров! А крем?
Я достаю детский крем от загара, которым постоянно должна его мазать.
— Ненавижу эту штуку!
Он пытается улизнуть, но я успеваю схватить его за руку.
— Давай так: я намажу тебя, а ты — меня, — предлагаю я.
— Чур, я первый! — сдается он.
Я выдавливаю немного белого крема на его пальцы, и он принимается за мой нос. Я осторожно делаю то же самое, стараясь захватить его щеки, иначе мы до самого заката не выберемся из домика.
— Нэнни, сейчас моя очередь. Чур, не жульничать, — упрекает он, щедро покрывая жирной массой мои уши.
— Прости, Гров. Я только хотела поторопить тебя, давай выйдем поскорее отсюда, чтобы немного поплавать, — объясняю я, намазывая его уши и грудь.
— Тогда я сам все сделаю.
Он небрежно проводит ладонями по рукам и ногам и кидается к выходу. Я пытаюсь его поймать, но передо мной вырастают ноги с десятью наманикюренными ноготками.
— Няня, не забудьте посадить его под зонтик. Кстати, сегодня было предупреждение о медузах, так что вам лучше перенести все вещи к бассейну. Пока.
Я перетаскиваю наши пожитки к бассейну только для того, чтобы увидеть, как вода медленно уходит: видите ли, тут с одним малышом приключилась «неприятность». Мы топаем к детской площадке: слишком пышное название для ржавых качелей, установленных на голом, огороженном клочке песка. Солнце жарит немилосердно, но Грейер все же пытается играть с еще семью детишками, едва научившимися ходить. Становится все жарче, и после того, как Грейер пригрозил сбросить с качелей двухлетнюю малышку, не пожелавшую отдать свою коробочку с соком, я оставляю вещи и веду Грейера к кортам, чтобы попросить у мистера N. денег на водичку. Некоторое время мы скитаемся между кортами, рассматривая играющих, но никак не можем выделить его из толпы мужчин средних лет с защитными козырьками на головах.
— Это он! Это мой папа! — кричит Грейер, то и дело тыча пальцем в очередного игрока в теннисных шортах, и разочарованно вздыхает при виде обескураживающе незнакомого лица. Мистера N. мы обнаруживаем только на последнем корте. Грейер бросается грудью на ограду, вцепляется в проволоку и истошно орет, как Дастин Хофман в «Выпускнике»: — ПааАААААпООООчкАААА!!!
Элизабет неодобрительно шипит на нас. Мистер N. с убийственным видом направляется к сыну: очевидно, Грейер в роли «политзаключенного» не вписывается в имидж, который кропотливо создавался все утро.
— Ну же, парень, не плачь, — гремит он во всеуслышание.
Я мягко тяну Грейера за плечо.
— Уберите его отсюда, — яростно шепчет мистер N., едва успев подойти поближе к нам и подальше от любопытных ушей. — И возьмите это! — Он отстегивает от ремня сотовый и сует мне сквозь ограду со словами: — Заберите с собой эту чертову штуку!
Не успеваю я попросить денег, как он возвращается к игре. Я смотрю на Элизабет, но она уставилась прямо перед собой и преспокойно курит, словно ничего не замечая. Сую телефон в карман, поднимаю вопящего Грейера и транспортирую на стоянку, поскольку понятия не имею, куда еще идти.
Когда я уже почти решилась научить Грейера пить из фонтанчиков, мы сталкиваемся с миссис N. на поле для гольфа.
— Ах вот вы где! — восклицает она, словно все это время искала нас. — Грейер, ты голоден?
Он, так и не выпустив моей руки, падает на траву.
— Скорее, он хочет пить, и…
— Но Беннингтоны пригласили несколько семей к себе на барбекю. Хоть развлечемся немного.
Грейер приподнимается и опять плюхается на газон, красный, потный, злой, вынуждая меня снова поднять его и следовать к машине за миссис N., спокойно прикладывающейся к бутылочке с перье.
Первое, что я замечаю во дворе Беннингтонов, — коротышку филиппинца в белой куртке, прогуливающего пуделя у фонтана. Второе наблюдение — не менее пятнадцати машин, стоящих чуть в сторонке. Как можно устроить импровизированное барбекю для пятнадцати семей, если Беннингтоны покинули клуб за четверть часа до нас?
Но стоит мне пройти через белые ворота сбоку от дома и очутиться в зоне бассейна, как ответ становится ясен. Вы просто звоните по сотовому и мобилизуете весь штат прислуги.
Я стою, ошеломленно моргая, потрясенная снизошедшим на меня откровением: никогда-никогда моя свадьба не будет столь роскошной, как это маленькое скромное барбекю. Дело совсем не в том, что безупречно подстриженный газон спускается к самой воде, и что все вокруг цветет и благоухает, и что еще один человек в белой куртке стоит за стойкой бара, накладывая в стаканы кубики льда с замороженными внутри виноградинками, пока третий раздает бургеры с филе-миньон, и даже не в том, что расставленные по газону столы накрыты крахмальными скатертями с цветочным рисунком, нет! Окончательно достает меня зрелище арбузов, вырезанных в форме бюстов бывших президентов!
Грейер, полностью оправившийся от контрабандной банки с колой, по рассеянности врученной ему отцом, роняет сосиску у моих ног. Он уже успел вымазаться кетчупом с ног до головы, включая рубашку от Лакосты, чем не мог доставить мне большей радости.
— Пойдем, Гровер, добудем тебе другую сосиску.