На последующие годы (1520—1521) приходится поездка Дюрера в Нидерланды, о которой мы хорошо осведомлены из так называемого «Дневника путешествия в Нидерланды». Поездка эта была вызвана главным образом деловыми соображениями. Несмотря на все хлопоты, дело с пенсией по-прежнему не двигалось. Тогда Дюрер решил обратиться к новому императору Карлу, который только что прибыл из Испании для коронации и находился в Брюсселе. 12 июля 1520 года Дюрер в сопровождении жены и служанки выехал в Нидерланды.
«Дневник путешествия в Нидерланды» сохранил интереснейший материал об этой поездке. Форма его несколько необычна. Это, в сущности, не дневник, а приходо-расходная книга, в которую Дюрер заносил с педантичной аккуратностью все, что он истратил или выручил за день, вплоть до стоимости полученных им подарков. Отсюда – фрагментарность записей и то впечатление сухости, которое возникает при первом ознакомлении с «Дневником». Однако это первое впечатление обманчиво. Стоит лишь вчитаться, и незначительные, на первый взгляд, записи о переездах, расходах, подарках, обедах раскроют перед нами картину медленного путешествия по изрезанной границами феодальных владений Германской империи с ее бесчисленными таможнями и пестрой денежной системой, введут нас в быт Дюрера в Нидерландах, позволят проследить его занятия, хлопоты о пенсии, познакомят с кругом его друзей. Мы увидим, что дело о пенсии отнюдь не являлось единственной целью его путешествия. Добившись своего, Дюрер не спешит покинуть Нидерланды, но проводит в разъездах еще полгода. Он посещает Брюссель, Гент, Брюгге – старейшие очаги нидерландской живописи. Здесь он осматривает прославленные произведения мастеров XV века – «Гентский алтарь» Губерта и Яна ван Эйков, картины и росписи Рогира ван дер Вейдена, Гуго ван дер Гуса, Дирка Боутса, Ганса Мемлинга. В Брюгге он видел мраморную мадонну Микельанджело. Но не только произведения искусства привлекают его внимание. Нравы и обычаи, костюмы и домашняя утварь, местные достопримечательности, оружейные мастерские – все вызывает в нем живейший интерес. Он покупает произведения искусства, книги, различные редкости. Альбомы его покрываются зарисовками, а в «Дневнике», вкрапленные среди денежных расчетов, появляются восторженные описания памятников архитектуры, скульптуры и живописи, чудесных сокровищ Мексики, разных диковинных вещей, впечатлений о поразивших его своей роскошью религиозных процессиях или рассказ о приключении в Зеландии, куда Дюрер поехал в надежде посмотреть выброшенного на берег гигантского кита.
Поездка Дюрера превратилась в его триумф. Художники встречают его с восторгом. Как некогда в Венеции, антверпенский Совет предлагает ему остаться в Антверпене на выгодных условиях. Наместница Нидерландов, датский король, многие представители знати и купечества добиваются его работ. Следуя далее за повествованием «Дневника», мы найдем в нем упоминание о многочисленных встречах с художниками, о знакомстве с учеными-гуманистами, в том числе с знаменитым Эразмом Роттердамским, которого Дюрер нарисовал во время одной из встреч. Возможно, что он виделся в Нидерландах также с Себастианом Брантом[5]и Томасом Мором. [6]Как видно из «Дневника», Дюрер постоянно вращался в Нидерландах в кругу торговых агентов португальского короля и южно-немецких купцов, среди которых, как полагают, было много сторонников лютеранства. Дюрер обсуждал с ними волновавшие тогда всех вопросы реформы церкви, обменивался брошюрами Лютера и его приверженцев. Когда же в мае 1521 года до Дюрера дошли оказавшиеся впоследствии ложными слухи об аресте и смерти Лютера, в «Дневнике» появляется страстное восхваление «святого человека», обличавшего «нехристей пап» и осудившего порядки, при которых «у нас грабят плоды нашей крови и нашего пота, так бессовестно пожираемые бездельниками». И Дюрер обращается с горячим призывом к Эразму поднять свой голос в защиту правого дела.
Это одно из интереснейших мест «Дневника». Написанный в тот момент, когда Лютер все еще находился в центре всеобщего энтузиазма, этот отрывок свидетельствует о том, что, подобно многим, Дюрер видел в то время в Лютере защитника обездоленных, борца за справедливость.
Однако этот всеобщий энтузиазм длился недолго. Уже в конце 1521 года начинают обнаруживаться вызванные бурным развитием событий в Германии разногласия среди сторонников реформации. В начале 20-х годов вся страна была охвачена брожением. Революционно настроенные массы выдвигают свое, народное понимание реформации, выразителем которого становится Томас Мюнцер. Повсеместно распространяются крестьянские волнения, к которым присоединяются выступления городской бедноты. Этот широкий размах народного движения вызывает раскол среди сторонников реформации. Теперь обнаруживается непрочность «сложившегося в одну ночь» союза. «Партии размежевались и обрели своих представителей, – писал Энгельс, характеризуя этот этап реформации, – Лютер должен был сделать выбор между ними. Он, протеже курфюрста Саксонского, почтенный виттенбергский профессор, ставший в одну ночь могущественным и знаменитым, великий человек, окруженный целой свитой ставленников и льстецов, не колебался ни одной минуты. Он отрекся от народных элементов движения и перешел на сторону бюргеров, дворян и князей».[7] С этого момента он становится врагом народного движения. Когда начинается Крестьянская война, он с яростью обрушивается на восставших: «Пусть всякий, кто только может, бьет их, душит и колет, тайно или открыто, убивает, как бешеных собак!» – призывает он. Столь же решительно выступает он против левого крыла реформации, возглавляемого Томасом Мюнцером, против многочисленных плебейских сект. Все это вызвало спад популярности Лютера. Известно, что когда в Орламюнде он попытался выступить против одного из прежних своих сторонников – Карлштадта, ныне занимавшего более радикальную позицию, народ встал на сторону последнего и проводил Лютера градом камней.
Всеобщее брожение захватило и Нюрнберг. В начале 20-х годов город становится ареной ожесточенных споров между лютеранами и представителями различных левых сект. Здесь печатают свои сочинения анабаптисты, находившиеся под сильным влиянием Мюнцера и выдвигавшие требование общности имущества, здесь формируется секта «безбожников», не только отрицавших отдельные догматы и таинства католической церкви, но усомнившихся даже в самом существовании бога и в истинности священного писания. Много сторонников нашло в Нюрнберге учение швейцарского реформатора Ульриха Цвингли, расходившегося в ряде вопросов с Лютером и придерживавшегося более радикальных взглядов. Особенно напряженной становится обстановка в 1524 году. Еще весной вокруг города вспыхнули крестьянские восстания, за которыми последовали волнения городской оппозиции, выразившиеся в выступлениях цехов против патрицианской аристократии Совета. Положение еще более обострилось с приездом в Нюрнберг Томаса Мюнцера, выпустившего здесь брошюру против Лютера, озаглавленную «Против сытно живущей плоти виттенбергской». «Я мог бы сыграть славную шутку с нюрнбержцами, если бы у меня была охота поднять восстание», – вспоминал позднее Мюнцер. В таких условиях, видимо желая избежать худшего, городской Совет решил сам провести реформу церкви и одновременно удалить из города наиболее радикальных представителей оппозиции.
5
6