- Я не хотел будить вас, простите... – прошептал я виновато, подавшись назад.
- Нет, Бан, спасибо тебе, – ответил он, поворачиваясь. – Эти сны... Мне нужно было проснуться.
Он медленно приподнялся на кровати, проводя рукой по взъерошенным волосам. Я отошел к полкам, доставая завтрак – завернутый в кусок ткани хлеб и плошки с сушеными фруктами и медом, затем поворошил кочергой и стал раздувать еще тлеющие угли в очаге, чтобы подогреть хлеб с маслом и заварить травяную настойку. Маура тем временем встал, подошел к корыту с водой и умыл лицо, а потом молча сел у стола, завернувшись в одеяло.
Этим утром хозяин выглядел особенно подавленным и несчастным, хотя он ни на что не жаловался и, как всегда, скрывал свои чувства. Он забыл вытереться после умывания, и лицо его осталось влажным, а с кончиков волос капала вода. И так он сидел, опустив глаза, словно изучая деревянную поверхность стола, испещренную мелкими трещинками и разводами. А я глядел на него, на босые ноги и худые плечи, казалось, с трудом выдерживающие тяжесть наброшенного на них одеяла, и мне все сильнее хотелось заплакать от жалости, защемившей сердце.
Я наклонился к нему, приобняв его за плечи.
- Вы идите во вторую комнату, там теплее и сквозняка нет. Поспите еще, сейчас рано ведь. Там и кровать вроде мягче... А я пойду принесу молока от соседей. У нас уже кончилось, а вам бы это хорошо было...
Маура кивнул покорно.
- Да. Да.
Я поддержал его, когда он поднялся со стула, и он позволил мне отвести его к широкой кровати за занавесью, где он обычно спал, и уложить, накрыв обоими одеялами.
- Я помогу Ками с уборкой, когда встану... – пробормотал он, едва удерживая глаза открытыми. – Ты только разбуди меня. Как только солнце поднимется...
- Хорошо, хозяин, – произнес я успокаивающе, и он наконец расслабился, зарываясь поглубже в постель и почти тут же засыпая.
Тогда я тихо покинул комнату, и до меня донесся голос жены, которая уже встала и напевала веселую утреннюю песенку, прохаживаясь с дочкой на руках.
Простыни и наволочки на кровати, где хозяин спал той ночью, были насквозь пропитаны по́том, и я сменил постельное белье, сильно пахнущее мокрым металлом.
Затем, выйдя из дома, я направился в сторону соседнего имения, где жила богатая семья, имевшая несколько коров.
Я громко постучал в дверь. Ждать пришлось долго; в конце концов внутри послышались грузные шаги, засов отодвинули, и мне открыла полная хозяйка средних лет, с растрепанными волосами, выбивающимися из-под грязно-серого платка. Она поглядела на меня, зевая во весь рот, и спросила недовольно:
- Че надо?
- Доброе утро... – начал я как можно вежливее. – Я молока хотел у вас попросить...
- Ты слуга в Лабин-нег? – спросила она резко, почесывая голову.
- Да, я... Меня хозяин послал, – соврал я на всякий случай.
- Ну вот пусть он сам и придет. Тогда поговорим, – заявила она, высокомерно задирая лицо с упитанными румяными щеками и уже собираясь захлопнуть дверь у меня перед носом.
Почувствовав прилив гнева, я уперся локтем в дверь, не давая ее закрыть, и воскликнул:
- Да не может он прийти!
Маленькие свиные глазки женщины остались равнодушными.
- Тогда и молока дать не могу, – отрезала она.
- Дай ему, мама... – послышался тонкий нерешительный голосок из-за широкой спины хозяйки. Девочка лет десяти стояла, еле удерживая на руках толстого хныкающего младенца и уставив на меня любопытные темные глазища.
Мать повернулась, отвешивая ей оплеуху со словами:
- Молчи, дура! Ты ли мне советовать будешь?
В отчаянии я развернулся и пошел домой, чтобы захватить мешочек с медными слитками для похода на рынок.
- Постой-ка! – вдруг крикнула она мне вслед, передумав. – Давай двор мне прибери. Мешки вон пустые валяются у сарая, весь мусор соберешь, потом печку нам затопишь. Мужик-то мой ленивый, пьет, шляется по деревне весь день, некому работу наладить. Рабов почти всех перебили эти разбойники проклятые... Вот ты и приступай. Получишь две крынки за это.
Я уже проклинал тот момент, когда решил обратиться к соседям, полагая, что молока у них в избытке и наивно рассчитывая на их щедрость, вместо того, чтобы просто купить его; но было уже поздно идти на попятную. Засучив рукава, я побрел к сараю за мешками.