- А она... – Маура замешкался, не закончив вопрос.
- Она погибла в одной из атак, - подтвердил Эль-Ронт. – Мне тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Когда наконец мы все поймем, что война бессмысленна?.. – тихо сказал он сам себе, поворачивая находку в руках.
- Пожалуйста, сыграй что-нибудь, – попросил Маура.
- Не уверен, что еще помню, - с сомнением покачал головой чужак. Он сел на кровать, проводя длинными тонкими пальцами по натянутым нитям, которые издали мелодичный звон, отдающийся нежным эхом где-то в глубинах инструмента. Затем, постепенно восстанавливая сложный мотив, правитель все более уверенно перебирал струны кончиками пальцев, зажимая их в определенных местах.
Присевший рядом хозяин долго слушал с видимым восхищением на лице; затем, не выдержав, тоже потянулся к инструменту, и, когда рука Эль-Ронта уходила в левую половину коробочки, осторожно дергал за нужные струны справа, и дополнительные ноты идеально встраивались в основную партию.
Вместе они играли в наступающих сумерках, при неярком оранжевом свете.
* * *
Присев на кровать, Эль-Ронт осторожно смазал губы лежащего увлажняющей мазью из плоской коробочки, затем взял плошку с бледно-желтой смесью, напоминающей пюре.
- Не могу, - чуть покачал головой Маура. – Сегодня особенно плохо.
- Я знаю, - тихо произнес Эль-Ронт. – Но тебе нужно поддерживать силы.
- Для чего?
Вместо ответа правитель набрал небольшую ложку и поднес к губам лежащего.
Маура нехотя подчинился, с трудом глотая.
- Кисло...
- Это уменьшит тошноту.
Съев, сколько мог, мой хозяин отвернулся, и Эль-Ронт опустил посуду, глядя прямо перед собой.
- Что?.. – спросил Маура, дотягиваясь до его пальцев.
Эль-Ронт отставил плошку на столик и взял обе его руки, держа их между своими.
- Я еще раз говорил с Эль-Сонром. Эль-Регир и Эль-Эдан оба хотели стать твоими танру́н [8]. Эль-Эдан оказался наиболее подходящим. Через двое суток он будет здесь, на платформе это еще быстрее, чем по воде. Риск отторжения очень велик, из-за того, что твоя мать – ана, и сейчас твоему телу будет особенно трудно справиться с инородным материалом...
- И Эль-Сонр сказал, что слишком поздно, да? – спокойно добавил Маура в образовавшейся паузе. – И что я вообще не переживу этой операции. Тогда, на берегу... я услышал это в твоем голосе. Ты уже знал результаты.
- Это было его мнение, но я не обязан с ним соглашаться, - твердо сказал правитель. – Я не хочу подвергать тебя лишним страданиям. Но пока есть хоть малый шанс, мы попробуем, и сделаем все возможное.
- Нет, - тихо, но решительно возразил мой хозяин. – Отмени это, запрети Эль-Эдану прилетать. Я все читал. Это риск и для него.
- Осложнения при пересадке случаются крайне редко.
- Но случаются.
- Это не повод ничего не предпринимать. И мы все к этому готовы.
- Я не готов.
- Маура, - настойчиво проговорил Эль-Ронт. – Тебе нельзя сдаваться. Это единственный шанс, и моя ответственность.
- И мое тело.
Продолговатые веки Эль-Ронта опустились, скрывая боль.
- Отец... Не надо. Я так... устал. Я хочу только... отдохнуть, - очень тихо сказал лежащий.
- Обсудим подробности, когда тебе станет немного лучше, - произнес чужак, словно хватаясь за соломинку. – Сейчас я не имею права требовать от тебя такого решения.
- Мое решение не изменится, - прерывисто выдохнув, возразил Маура. – Ты как-то сказал, что я сильный, но в этом ты ошибся. Я оказался слишком слабым. – Он отвернул лицо, не сдержав навернувшихся на глаза слез.
- Это не так, - Эль-Ронт тепло приложил руку к его щеке, заставляя посмотреть на него, затем вновь взял его руки, грея их между своих ладоней. – В тебе нет слабости, ир мье.
- А-те лам, бáаб [9], - прошептал Маура. Слезы уже открыто струились по его щекам.
- Аг лам а-те, Эль-Маур[10], - ответил Эль-Ронт дрогнувшим голосом.
Маура потянулся к нему, и правитель помог ему сесть, и руки моего хозяина обвили плечи чужака, а голова склонилась на его плечо.
Заняв место рядом на кровати и опираясь спиной на подушки, Эль-Ронт прижимал к себе и легонько укачивал худое изможденное тело, гладя длинной темной ладонью взмокшие пряди медных волос, касаясь щекой горячей макушки.
И в прохладной послеполуденной тишине комнаты чужак запел нечто, напоминающее мотив без слов; однако в его интонациях было больше, чем возможно было передать словами. Странные переливчатые звуки, какие вряд ли смог бы с такой тонкостью и мягкостью издать человек, похожие на протяжное мелодичное гудение, но невероятно ласкающие слух. Эти звуки успокаивали его сына, и вот уже разгладились морщинки от напряженно сведенных бровей, а на губах заиграла легкая улыбка. Маура мирно спал, отдыхая на узкой груди, в которой израненное, пробитое сердце чужака неровно билось, отдавая безмерную отцовскую любовь тому, кто был так долго ее лишен, и только теперь согласился ее принять.