Есть, конечно, презерватив, но с презервативом вряд ли интересно "faire l'amour"1.
Говорят, что есть противозачаточные средства. Но гарантируют ли эти средства невозможность (при их употреблении) зачатия? Или допускается, что средства могут "подложить свинью"? Хотел бы я знать, по-настоящему ли эти средства эффективны или это все шутки? Судя по некоторым рассуждениям Олдингтона и его героя Джорджа, эти средства вполне обеспечивают наслаждение "спокойное" и без страшного риска обезображивающей беременности и т.п. Но можно ли верить Олдингтону? И есть ли у нас в Союзе вполне надежные средства? Вот хорошо, если бы были! Можно тогда дать эти средства своей любимой и предаться с ней всем утехам любви, свободно и полноценно; можно учиться любви в полной безопасности. Потому что действительно грустно видеть молодоженов, которые обожают друг друга, а потом появляются "детеныши" и мерзкая, в связи с этим, волынка! Как в фильмах: видно, он и она любят друг друга, и кончается тем, что выходят замуж. А потом - конец. Ну и подразумевается, что у них будут "детки". Или они об этом не думают, а неосторожно предаются страсти, а потом ходи, как дурак, с женой с огромным животом! Нет, избавьте! Действительно, такая дилемма: не утоляй жажды женщины, или спи с проститутками, или - женись, познай любовь, а потом - живот, роды, пеленки, крики ребенка и оглупение матери и т.п.; такая дилемма неприемлема для современного человека. Если, как пишет Олдингтон, противозачаточные средства эффективны и на них можно положиться, то тогда это поистине замечательно.
Дневник N 7 11 июля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня мать была в "Вопросах и ответах". Об отце мы узнаем 15-го. Во всяком случае, 15-го - это раньше, чем 26-го. Сегодня меня тошнило и была мигрень.
Очень жарко, и это неважно действует на организм. Только что были Лиля и Муля.
Муля даст публикацию в "Вечерке" о комнате. По крайней мере, я теперь уверен, что мы будем жить в Москве (если не случится, что папу вышлют куда-нибудь неподалеку от Москвы (100-200 км) и тогда мы, возможно, поедем туда жить - ну и перспектива!). Вообще, Муля со мной согласен, что дело скоро закончится. От конечного исхода этого дела зависит наше будущее. Муля говорит, что я веду противоестественный образ жизни: "одну половину дня проводишь в затхлой комнате, а вторую - в библиотеке". Муля, пожалуй, прав. Буду ходить в Зоопарк. Он говорит, что такая затворническая жизнь влияет на здоровье. Он согласился, когда я сказал, что очень скучно куда бы то ни было ходить одному. Он говорит, что такие уж обстоятельства - переезды и т.п. помешали иметь мне товарищей. Он говорит, что я совершенно не развит физически - нужно развить мускулы рук, плечи расширить и грудную клетку. По-видимому, куплю руководство по гимнастике и буду заниматься каждое утро - авось что-нибудь выйдет. Странна жизнь! И запутана. Муля говорит, что моя "художественная судьба" зависит от меня самого - нужно работать одному, если по-другому нельзя сделать, тем более что здесь же в квартире есть консультант - Барто. Не знаю. Работать одному мне определенно не хочется. Что это за "героизм"! Конечно, мои "мечты" о "нормальной жизни" - пустяки. Обстоятельства отнюдь не "нормальные", так что мечты эти - чушь. Нужно принимать жизнь такой, какая она есть. Что ж, буду ходить в Зоопарк или в Парк культуры, если действительно "такая жизнь" вредит здоровью. Вчера были у адвоката Барского (дяди жены Вильмонта). Он сказал, что начнет эту штуку с вещами. Что ж, возможно, что мы вещи в конце концов получим. Интересно все-таки, где мы будем жить зимой? Где, в какой школе я буду учиться?
Дневник N 7 12 июля 1940 года
Георгий Эфрон Не очень приятная перспектива: ходить с матерью в Зоопарк. Авось она опять будет что-нибудь переводить… Все-таки живу я скучно, очень скучно: "противоестественный образ жизни", как говорит Муля. И все из-за того, что у меня нет товарищей или друзей. Не хочется опять все повторять сначала. Но действительно нечего делать!
В конце концов, Муля мне предлагает просто шлянье - как способ вытянуть меня из "затхлой комнаты". Да, можно будет сказать, что эти каникулы отличались для меня изрядной скучищей. Но рецепта против скуки никто дать не может, а мать предлагает с ней ходить гулять! Нет, избавьте! "Скучно жить, мой друг Пеструха, в мире одному-у…", - как говорится в песне. Нужно будет "иногюрировать"1 систему шляний. Это верно. Но шляний одному. С матерью схожу раз-два-три, а потом ей самой надоест (надеюсь!). Может, буду сидеть в каком-нибудь парке и читать там. Говорят мне, что хорошо бы зарисовывать зверей в Зоопарке. Но это - спасибо! Чтобы всякие "flвneurs'ы"2 глазели, как я криво-косо ковыряюсь с карандашом, нет, избавьте! Сегодня пойду в библиотеку обменять книги. Мать говорит, чтобы я "ни в коем случае не брал Пруста, постарше будешь…" и т.п.
Значит, когда пойду в читальный зал, непременно возьму Пруста. Жизнь как моллюск какой-то: думаешь схватить, а она расплывается во все стороны. Думаешь что-нибудь определить, а тут вдруг видишь - да ты, брат, ни черта не знаешь! Не знаешь, где будешь жить через полтора месяца, не знаешь, в какой школе будешь учиться, не знаешь, что будет с отцом и сестрой твоими, не знаешь, получишь ли вещи…
Так что приходится жить в вечно кристаллизируемой и вновь распадающейся жиже.
Эта жижа началась с 37-го года, года бегства отца из Франции, года обыска у нас и префектуры полиции, года неуверенности в будущем. 38-й и 39-й год - годы неизвестности. В 38-м и начале 39-го - неизвестность, когда поедем в СССР.
Когда приехали - неизвестность будущего, и папа его не знал. Действительно, все время все было "временное" и "не налаженное окончательно". Потом - аресты и обыски - и жижа продолжала жижиться, и неизвестность витать в тумане. В Болшеве мы не знали, как долго мы там будем жить, чем займется отец и как скоро; в Голицыне не знали, сколько мы там останемся и куда поедем после этого; теперь мы не знаем, где будем жить начиная с сентября, срок, когда мы отсюда выкатимся. Но даже если мы и переедем в Москву куда-нибудь - и все покажется немножко прочным, жижа сделает вид, что закристаллизуется, - то исход дела отца и сестры опять все может перевернуть вверх тормашками! Так что опять-таки мы ни в чем не уверены и не можем быть уверены. Ну, скажем, поселимся где-нибудь на Селезневке (есть такая возможность возможности), буду ходить в школу, начну свою рутинку, а тут - бух! Дело кончилось, и их или освобождают - и тогда мы с ними будем жить, или высылают куда-нибудь в 105 км от Москвы - и тогда дебат открыт, поедем ли мы к ним или нет. Вот скука, такая неуверенность! Сейчас жарко, и много мух в комнате. Придется пойти за клейкой бумагой. Я все-таки верю в лучшие дни. Я очень молод, и времени у меня предполагается много. Жижа может пройти - и пройдет, конечно, и в конце концов мы где-нибудь да и обоснуемся. Вчера слышал по радио, что палата - или Национальный конгресс Франции - предоставил всю полноту власти Пэтену для обнародования конституции (обновленной). Оппозиция (!) внесла в резолюцию поправку, в которой говорится, что будет опрошен французский народ (за Пэтена - или против) и организуется плебисцит. Это очень возможно.
Говорят, что Эррио защищал Даладье. Какая путаница! Говорят (по радио, Цюрих - источник сведений), что Пэтен уйдет в отставку, а его преемником будет Фландэн (!!). Пришла эта скучнячка-пессимистка Вера. У нее шапка - как горшок (белый).
От нее веет пессимизм и скука. У нее муж - выслан. Она кисляйка. Между прочим, Лиля и Вера (мои тетки) отличаются добротой и некоторой долью глупости. Еще Лиля симпатичнее (артистичнее) Веры - у нее характер интересней. Да вообще, чорт с ними! От Веры исходит благожелательность и кислость. Что я буду сегодня делать?
- Пойду в библиотеку, обменяю книги, буду слушать радио. Аминь! 15-го узнаем, что с папой, и где он, и в чем дело вообще. Через три дня. Мой кузен Кот - студент Биофака - в экспедиции, в Майкопе. Ну и х.. с ним. Какая скука! Хочется женщин, чорт возьми. Женщины - хорошая штука. Но пока я никого не знаю. Рано? - Возможно. Во всяком случае - скука.