И вот тут-то, как раз на этих словах, и происходит в эфире встреча двух простых людей, один оплачивает счет и обходится без всякой чистки, другой подвергается чистке, но счета не оплачивает...
Тогда-то и раскрывается новый смысл простого человека в его идеалах: он похож на фигуру манекена, обвешенного предметами ширпотреба, совершенно свободного в своем манекенстве, счастливого и не подвергаемого никакой внешней и нравственной чистке. У нас еще Щедрин
720
назвал такого зарубежного манекена мальчиком в штанах, а русского – мальчиком без штанов, с явной симпатией к нашему бедному и умному мальчику и, конечно, не за то, что он без штанов, а что он простой, значит душевный, и обижается за папашу и мамашу, но не за свои штаны.
Я об этом именно и хотел сказать в своем рассказе «Золотой портсигар», а не то, что наш мальчик и сейчас гол и не может одеться. Это и слепой видит, что мальчик наш надевает штаны.
Я хотел выразить свою мысль о русском простом человеке в традиции всех русских писателей, наших учителей. Мне хотелось писать просто, понятно, доступно всему народу, а народ русский понимает это стремление к простоте как к душевности. И если бы воскресить теперь извозчика, возившего Тургенева, и спросить его, какой был Тургенев, наш самый изящный писатель, этот извозчик обернулся бы к седоку и сказал бы: -Тургенев? Простой!
Одно время в идеале простоты видели пассивность русского человека в отношении зла и что эта простота имеет отношение к душе, к доброте, но не годится для целей борьбы со злом.
В борьбе с немцами простой народ показал, как он может быть активным.
Нет, простой никак не значит пассивный и этого быть не может: мы же все писатели знаем, как трудно, какую борьбу должен вести художник слова, чтобы вещь его стала проста и всем понятна. Пожалуй, в этом смысле слово «простой» значит законченный, совершенный. Все русские писатели стремились писать просто, понятно, доступно всему народу. И мне кажется, в народе определение простой человек содержит в себе значение нравственного законченного человека, хорошего человека в отношении своего ближнего. Если бы можно было встретить извозчика, возившего Тургенева, и спросить его, каким человеком был тот самый изящный писатель, он сказал бы: простой. Можно бы подумать, как раньше многие думали о нас за границей, что в нашем слове «простой» содержится восточное понимание жизни в смысле непротивления,
721
что простои русский человек – есть пассивный человек, и русские – женственная нация.
Но именно как раз кто так думал и строил на этом политику, на своей шее испытал силу кулака простого человека. Нет, простой у нас никак не значит пассивный. И я даже помню, спросил при первой своей встрече с егерем Алексеем Михайловичем Егоровым, провожавшим на охоту Ленина: какой, Алексей Михайлович, Ленин? И егерь, не думая, сейчас же о самом активном нашем человеке сказал: простой!
19 Ноября. Вечером вчера половодье, утром, кажется, подмерзло и улицы стали катком. Но, думаю, за Москвой снег удержался и так зима ляжет на ледяную основу.
Мы обыкновенно смотрим на людей и природу, в то же время ощущая свое личное присутствие, и только очень редко забываем себя, и это состояние называем: «вышел из себя». Но иногда мы все видимое узнаем в себе: и человека этого вот, идущего навстречу, и мальчика, и девушку, и небо, и дома, и луг – все, все в себе и я во всем. У нас это бывает минутами, редко часами. Но такие, как Сталин, раз навсегда взяли человека в себя, и он у них окатался, как в реке камень, и катится вместе с водой. Такие люди, общественные деятели, знают человека в себе и распоряжаются им, как самим собой, и он у них, этот весь-человек, живет в душе, как у нас живет наше я.
(Это чувствую, но ясно выразить еще не могу. А нужно для изображения Сутулова при распределении работ. Думаю, что явится само собой, как фон при рассказе.)
Пишу второй «Золотой портсигар» о простом человеке. Начало вчера читал Замошкину. Оказалось, что «мальчик в штанах» можно сказать в нашем обществе, а выразиться по-щедрински «без штанов» грубо и неприлично. Замошкин приехал и привлекает в юбилейную комиссию Кассиля.
Раньше, действуя, держал в душе, чтобы вышло непременно по-моему, так! а не так выйдет, это все равно, что я бы пропал. Между «так» и «не так» не было никакого
722
промежутка и оттого было трудно править собой, как автомобилем, когда нет в руле люфта. Теперь, когда у меня что-нибудь не выходит, я откладываю работу в полной уверенности, что через какое-то время за ней придут, и тогда я спокойно доделаю.