Зуек среди животных должен быть представлен как бог, как Цезарь, представленный Б. Шоу, царем среди обыкновенных людей, но мысль эта должна утонуть в приключениях и повадках зверей.
Хороши наши скромные пиры, когда хозяин за столом рассказывает, как он покупал эти сосиски сам и укладывал в свою авоську, как не хватило у него денег и он экономил и т. д. Я, поднимая тост за наших женщин в борьбе их с семейственностью, вспоминал Лидию, как жука на колючке. Прекрасное мгновенье, остановись! (И жук садится на гвоздь.)
24 Ноября. Мороз, снег и ветер – метель! Все крыши в Москве белые – зима! И если это зима, то почти можно
728
сказать, что первый зазимок до конца не растаял и постепенно, то убывая, то усиливаясь, перешел в зиму.
Ходил в Союз спросить юрисконсульта, не будет ли плохо, если к юбилею просить о прибавке пенсии. Он это одобрил и просил подождать с этим до своего [возвращения] после отпуска в конце декабря.
Завтра в Министерство за «Москвичом». После ремонта М-1* – запрятать ее в Дунино. «Москвич» поставить в Москве и ждать пока за М-1 дадут «Победу».
Прошлый год строил дом. Нынче строим юбилей.
Сегодня в метро понял, наконец, почему эта старая прежняя поднимается в душе тоска и даже неприятность. Ехал человек старый в большой седой бороде.
– Хороша борода! – сказал мальчик с острыми глазами.
– Чем хороша? – простодушно спросил старик.
– На швабру годится! – ответил дерзко мальчишка и на всякий случай отошел в сторону. В вагоне засмеялись. Тут-то вот и решилась загадка о тоске. Раньше седая борода значила личную старость человека: умирал человек – исчезала эта борода, но тут рядом была другая, третья, все старики тогда носили седые бороды. А теперь с этой бородой исчезает вся борода всего человека, время проходит и старики больше не носят бород. Причина тоски в появлении безвозвратного, могилы не на кладбище, а на улице.
В этом чувстве уходящего в могилу времени воспитал Чехов свою поэзию.
Когда, с каких времен, в каком столетии началось освобождение русской женщины? Психологически всю эту историю можно понять в отношениях, например, моей сестры Лидии к маме или Ляли к своей матери. Только у нас
*Имеется в виду машина Пришвина «Эмка».
729
пассивным лицом была Лидия, дочь, а тут мать: Ляля тянула мать за собой в новое время, а та не шла, топырилась, и счастье ее со мной не хочет до сих пор признать.
Лидия должна была ехать на курсы, но поддавшись влиянию матери, осталась при ней в невестах и потом всю жизнь мстила матери за свою ошибку.
У Ляли наоборот, мать мстит за то, что Ляля тащит ее и хочет вырвать из прошлого.
В случае с Лидией я стою за мать: деятельный старый хороший человек почему-то должен отвечать за молодого и тащить его на своей спине. В случае с Лялей жалею Лялю: она должна тащить бессмысленное прошлое.
Игнатовы, как родственники, дали понять Барютиным, что у них права на дачу больше, чем у Барютиных: они родственники. А Ляле они предоставляют все права: «Миша в Лялю влюблен».
А что значит «влюблен»?
Это значит, что человек начинает новое родство.
А если поэт только тем и занят, что всюду, везде и во всем начинает родство, то разве можно этому новому, сияющему родству противопоставить старое, не им начатое, изношенное? Так, в Средневековье изжитое духовно ложилось, подобно старой шкуре родства, на молодую жизнь Возрождения и до сих пор эта мрачная туча изношенного «аскетизма» висит над нами, подменяя собой усилие творчества (это усилие и есть живой аскетизм).
Возможно, что тот аскетизм, старый, и новый творческий аскетизм вполне соответствуют степеням родства: то родство дальнее, это родство близкое, и по существу происходит борьба между тем, что было родством и висит теперь сзади нас, как туча, и молодым родством, т. е. тем, что начинает жизнь, влюбляясь, завязываясь.
Приходил Пелевин, идеалист, и сказал:
– Рано или поздно начнется возрождение. Я ответил:
– Оно уже началось.
730
На Арбатской площади метелица подсыпает снежок.
– Михаил Михайлович, вам бы теперь русаков тропить, а вы, что вы делаете?
Это говорил профессор Формозов Александр Николаевич. Он шел на лекцию. Он говорил, что поэты много посвятили весне и мало осени. Я вспомнил озимь осеннюю, ту озимь, куда собираются как на пир птицы, куропатки, вальдшнепы, зайцы. И тут рука человека. Наши отцы думали, что человек только портит природу, а вот озимь...