— Это все что ли? Сказочке конец! А самого интересного я так и не узнаю?!
Остаток страницы занимал карандашный набросок пересекающихся линий, плоскостей и стереометрических фигур. Следующая начиналась так:
«Молочница сегодня дочку вместо себя прислала. Ох, и деваха! Груди из кофточки так и прут! Такую потискать вечерком — одно удовольствие!»
— Надо же, какой шустрила, — пробормотала невольная исповедница, возвращаясь назад, к рисунку.
Кубы, шары и пирамиды, рассеченные плоскостями и проколотые прямыми, вторгались на территории друг друга, закручиваясь в единую, уходящую в глубь листа спираль.
В кухне резко заработал холодильник, доисторический «Минск», доставшийся от Марии Ивановны, по уровню звука могущий дать фору небольшой стереосистеме. Девушка вздрогнула и легонько коснулась пальцем планшета. На экране высветилась сегодняшняя дата и время: 03 ч.56 м. Она с удовольствием потянулась, радуясь, что завтра воскресение. И еще она подумала, что надо бы купить часы. Настенные, чтобы тикали.
4
На тротуаре впереди никого не было, и велосипед сам собой побежал быстрее. Хорошо, что Ванька не осталась вчера на пятничном корпоративном «заседании», отговорившись плохим самочувствием. На самом деле чувствовала она себя прекрасно и вчера, и, особенно, сегодня, после одиннадцати часов сна и чашки кофе. Той же дорогой, что и месяц назад она подкатила к знакомой уже арке, свернула, лишь немного сбросив скорость, и тут же резко крутанула руль в сторону, почти положив велосипед на землю.
Под аркой, на фоне стен, бликующих от неизвестно какими путями проникающего света, двигалась в безмолвном шаманском танце маленькая фигурка, неловко припадающая на левую ногу. Снятый с неё ботинок танцовщица держала в руке вместо бубна, потряхивая им, как будто для того, чтобы заставить зазвенеть невидимые колокольчики на ободке. Один рукав мятой голубой рубашки был надорван. Жидкие волосики тихо шевелились на сквозняке.
Ванька прокралась вдоль противоположной стены, осторожно, как опоздавший на представление зритель, придерживая велик, чтобы не брякал, и рефлекторно подстраивая шаги в такт движениям неизвестной исполнительницы.
И, как и в прошлый раз, она уставилась на знакомую уже дверь с домофоном.
— Черт! Черт! Черт! Третий этаж, квартира налево блииииин!
— Барышня, Вы к кому?!
Голос «барышне» не понравился, как и явно начальственный тон, но помощь местного населения была, как нельзя более, кстати. Поэтому она, как могла любезно, улыбнулась сердитой даме, одетой в выходной день так, словно собиралась на работу в какую-нибудь уныло-государственную контору, но ответить не успела.
— Это ко мне, Виктория Юрьевна! — прогудело сверху и отдалось эхом от стен «колодца».
Ванька задрала голову, и, разумеется, не увидела ничего похожего на разверзшиеся небеса. Просто Гера высунулся из окна и приветливо кивал головой в голубой линялой панаме.
— Всё то, к Вам, Герасим Михайлович, барышни захаживают, — голос государственной дамы сделался на четыре чайные ложечки слаще.
— Значит — не прогадал я с профессией, Виктория Юрьевна! Эй ты! — последняя реплика была обращена уже к Ваньке, — сейчас открою; машину свою прихвати, тут лучше не оставлять.
Домофон отрывисто запиликал. Ванька, шипя, ойкая и цепляя колесами стены, дотащилась до третьего этажа. Вошла в приоткрытую дверь. Огромная, по нынешним меркам прихожая была превращена в подобие приемной. Часть здоровенного встроенного шкафа разобрана, а в нише разместились два низких креслица и журнальный столик. На другом столике, в углу, стоял графин, чистые стаканы на подносе и букетик цветов в крохотной вазочке. Одну стену целиком занимало зеркало в тяжелой с завитушками раме. Но гостья не успела толком рассмотреть все это великолепие, она пялилась на хозяина дома, стоявшего в проеме, ведущем в полутемный коридор. На нем, помимо старой панамки, были те же, что и в прошлый раз треники, а на футболке вместо злых птичек красовались два белых медвежонка и надпись «Greenpeace». В одной руке он держал дымящуюся беломорину, в другой — небольшой, на лоснящейся деревянной ручке топор.
— Хозяйствуете, Герасим Михайлович, или расстроил кто?
— Хозяйствую, Анна Андреевна. Веревки бельевые решил перетянуть.
— Топором? Ну, да, ну, да! Все так делают!
— Дюбеля, расшатались, пришлось по старинке деревяшек наколоть. Сейчас закончу. Ты посиди пока, а хочешь — проходи сразу в мастерскую.