— Мариванна не велит. Она «под покраску» это сделала. На случай, если продавать будет. Я за два года тут к ней и так и сяк подкатывала. Бесполезно. Вот, и живу, как кабинете соцслужбы. Ты садись, я чайник вскипячу. Постели пока на стол.
Она достала из шкафа аккуратно сложенную голубенькую скатерть, сунула Герасиму в руки и выскочила из комнаты.
Вернулась с подносом, на котором стояли два больших чайных бокала, сахарница и эмалированная мисочка с винегретом.
— Больше к чаю ничего нет, — прокомментировала хозяйка этот необычный натюрморт, — милости просим.
Горячи чай с бальзамом был хорош. Даже педантизм интерьера слегка подтаял и закруглился. Размякшему гостю вдруг стало казаться, что где-то тикают часы. Он огляделся, но на стенах ничего похожего не висело.
— Нет, ну, а картины! Картинку какую-нибудь можно повесить, — не унимался он, — а потом снять?
— А дырка?
— Зашпаклевать!
— Да, ну, заморачиваться еще…, пыль с рамы стирать каждый день…
— Ты прямо, как моя жена.
— Ты женат!?
Ванька приоткрыла рот, не донеся до него ловко выловленный в миске кусок огурца.
— Я что, не похоже?
— Не-а! Вообще не похоже!
— Ну, правильно. Я про бывшую жену. Десять лет уже в разводе.
— Другого нашла? — Ванька попыталась изобразить приличествующее ситуации сочувствие, — или тебя на этом деле застукала?
Все-таки, природное ехидство было неистребимо.
— А, вот, и не угадала! Мы были молодые и честные…, сдуру. Она сказала, что ей надоело мотаться со мной без толку. Я предложил ей вернуться в институт, через год получить диплом, и мотаться с толком. Она меня послушалась: вернулась, закончила, да, тут и осталась.
— Так, она тут?!
— Да. Преподает в Технологии и дизайна.
— Тапочки-тряпочки? Так, вы — коллеги?
— Вроде того.
— А…, — Ванька явно не знала, как спросить, — у неё семья есть?
— Понятия не имею. Я же совсем недавно приехал.
— К ней? — тихо спросила девушка.
— Нет, Анна Андреевна, не к ней! Квартиру в наследство получил, и решил, что это отличный повод пожить дома. Не к ней. Разбитую чашку, как говориться, не склеишь.
Анна Андреевна покрутила пустой бокал.
— Ну, не знаааю…, — она чуть улыбнулась одним уголком губ, — на счет этого специалисты другого мнения.
— О, нет! К специалистам я не ходок! Как ты себе это представляешь? Появляюсь я ниоткуда через десять лет: «Дорогая, не сходить ли нам к семейному психологу?!»
— При чем тут психолог? Я тебе про чашки говорю.
— Ну, про чашки-то это, как говориться, образное выражение. На самом деле — речь об отношениях.
— Спасибо, объяснил! А я тебе безо всяких образов — про посуду.
— Я что-то уже не понимаю, о чем речь. То ли ты мне бальзаму от души плеснула, то ли…
Гера потер чайной ложечкой лоб.
Ванька смотрела на него пристально, как будто решая для себя какой-то важный вопрос.
— Я тебе сейчас что-то покажу. Только, чур, не ржать!
— Я что тебе конь? — почти по-настоящему обиделся Герасим.
— Не конь, конечно, но не серьезный какой-то…, для своего возраста.
— Из чего это вы сделали такое заключение, барышня?
— Из картинки на соседнем гараже. Взрослые дяди так себя не ведут.
Крыть было нечем, и Герасим благоразумно замолчал, наблюдая, как появляется на свет из верхнего ящика стола толстая «амбарная» книга. Он испытывал некоторую смесь любопытства и неловкости. Понятно было, что ему предстоит знакомство с личным, в меру тайным женским дневником. И придется слушать, что было бы еще полбеды или, даже, совсем не беда, потому, что ему было интересно, какие мысли живут в голове у этой девочки. Но придется же еще как-то реагировать. Гера не раз в своей жизни становился реципиентом чужих откровений и знал, что самый неловкий момент наступает, когда собеседник, излив душу, замолкает и смотрит на тебя, ожидая, а то и требуя участия, понимания, да, хоть какого-то проявления неравнодушия. А этого-то, зачастую нет и взять негде. Жена не зря говорила, что ждать от него сочувствия, всё равно, что разговаривать с пылесосом. Это была правда. И чувствовал себя Герасим в такие моменты, как человек, следивший через замочную скважину за сексуальной жизнью соседей по коммуналке, когда дверь неожиданно открывается и наблюдатель вваливается в чужую комнату с идиотской полуулыбкой и невнятными заготовками извинительных монологов.
Ванька нашла нужную страницу, поправила лампу и, строго посмотрев на притихшего гостя, начала читать, водя пальцем по строчкам, как старательная первоклашка.