— Здравствуйте, прелестное дитя! Жаль, что вы не к нам! Но, несмотря на это, я готов служить вам в меру слабых стариковских сил. Например, открыть для вас эту дверь. Желаете?
Лысина едва заметно картавила.
— Желаю, — кивнуло дитя, — тем более что я к вам.
Очки съехали на пару сантиметров вниз.
— Это было бы так хорошо, что дальше некуда. Боюсь, милая девочка — вы приняли меня за другого, и он, несомненно, счастливее меня.
Лысина оказалась склонна к меланхолии.
— Я к Герасиму Михайловичу, вообще-то, но вы же сейчас у него, значит — к вам.
— Значит, мне повезло по случаю, и это прекрасно. Подождите одно мгновение, прекрасное дитя.
Лысина исчезла, и, через пару секунд, запиликал замок на входной двери, приглашая в уже знакомую парадную.
В квартире пахло чем-то горелым.
— Яков Семенович — представился обладатель профессорских очков, галантно принимая ванькину ветровку, — можно просто «Дядя Яша»
— Анна Андреевна, — Ванька сделала маленький дурашливый книксен, — можно просто «Аня».
Дверь на кухню приоткрылась.
— Кто там?
— К тебе, Герочка, многоуважаемая Анна Андреевна пожаловали!
— А! Ванька, привет! Давай, сюда! Тут женской руки не хватает!
Запах гари сделался сильнее.
Войдя на кухню, девушка поняла, что никакие руки тут уже не помогут.
— Что это было? — спросила она, кивнув на дымящийся противень.
— Английский пирог с почками, яблоками и розмарином по-оксфордски.
Гера посмотрел на Ваньку с патологически серьезным лицом.
— Ай, ай, ай! — причитал незадачливый шеф-повар, — что же мы будем кушать. Еще и девушка к нам присоединилась. Ай, как нехорошо! Чем угощать будем?!
— Не огорчайся, Алишер!
Гера сочувственно ткнул друга кулаком в бок и полез в морозилку. — Сейчас пельмешек сварим, вот и ужин. А гостья наша нежданная, вообще, ест все, что гвоздями не прибито.
Алишер с сомнением поглядели на тоненькие ванькины ножки.
— Не сомневайтесь, сам видел!
Ванька, желая в свою очередь поддержать расстроенного кулинара, закивала.
— Ем, ем! Я непривередливая! А у вас зато, наверно, плов хорошо получается и всякое такое…, восточное.
— Плов мой менеджер по закупкам очень хорошо готовит! — оживился Алишер, — он вырос в Узбекистане. Его дедушка учил, а того тоже дедушка. Такой плов, что даже поговорить некогда, пока кушаешь.
Алишер показательно облизнулся.
— А такой пирог папина подруга готовила по воскресениям. Тоже очень вкусно, я от нее научился, только у Муратика плита не очень. Не обижайся, дорогой, плохая у тебя плита.
— Неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Плита ему не нравится, — ворчал Герасим, заливая водой обгорелый противень, — чему вас только учили в вашем Оксфорде?!
— Древней истории, дорогой!
— Вы историк?! — удивилась Ванька.
Ей тут же стало неловко за своё удивление, но выпускник Оксфорда, похоже, не обиделся.
— А после выпуска? Работали где-нибудь на раскопках, да?
— Работал в Северной Африке. Это было очень давно. Я был молодой и глупый.
— А потом?
— А потом поумнел. Вернулся на Родину, приехал в Россию. Мыл посуду в ресторане. Ай, сколько посуды я перемыл! Потом возил на рынок орехи и курагу… Хорошее было время… Теперь у меня свой маленький бизнес.
— Не прибедняйся уж, буржуй несчастный! — Гера поставил на огонь здоровенную кастрюлю с водой, — У Алишера восемь магазинов-складов в разных городах!
— Твоими молитвами, азиз, твоими молитвами! — заулыбался буржуй.
— Кстати, о посуде! Противень твой. Автора, как говорится на сцену!
— Никаких проблем, дорогой. Руки помнят, руки делают.
Алишер повернулся к Ваньке и от его глубоких карих глаз разбежались симпатичные лучики.
— Вы не смотрите, что наш Муратик такой суровый. Это снаружи. Внутри он нежен, как спелый персик!
— Персик! — Ванька прыснула от неожиданного сравнения.
— Сам ты — персик! — огрызнулся Герасим, — противень иди отскребай.
— Иду, дорогой, иду! Не нужно сердиться!
— Пеееерсик! — не унималась девушка, притопывая под столом ногами.
— Хватит копытом бить! Пойдём, пока пельмени варятся, прикину на тебя!
— Что прикинешь?
— Твоё будущее сногсшибательное платье, что же ещё. Давай, пошевеливайся!
— Если так разговаривать с очаровательными девушками, можно, таки, навсегда остаться холостяком, — прокартавил им вслед молчавший до сих пор Яков Семёнович.
Герасим включил свет.
— Заказов много. Завал совсем, — пояснил он невероятный бардак, царивший в мастерской.